Кажется, что так чувствительно и глубоко не примечали последние круглые даты Тургенева, Чехова и Гоголя, как гораздо менее «округлённые» – Казакова. Человека, может, и не всем известного, написавшего от силы три десятка рассказов. Высыпавшихся как-то по молодости из творческой корзины рядового столичного контрабасиста, по совместительству поморского пилигрима, обладателя диплома обычного строительного технаря. Сочинённое сверкнуло редким бриллиантовым блеском в череде советской литературной рутины, однако же не принесло автору ни денег, ни регалий, ни наград.
Из первых рукЧитать
Элегический покой тонким, рыжеватым осенним раствором прольётся в пространство, и нити, протянутые в души от стихов П. Боровикова, завибрируют ответной грустью:
Прячется солнце в рыжие чащи,
не настоящим кажется день.
Мысли о смерти осенью чаще
с листьями тащат мокрую тень.
Хотя – интонация стоически-спокойна: возможно, мысли о смерти страшнее её самой, так естественно венчающей жизнь – если никто не предложил других вариантов?
П. Боровиков умер в 38, высказавшись плотно и полно, а кем услышан, становится не очень важно в нашенские времена, поэзию низведшие на уровень филателии или разведения кактусов…
Хочешь не хочешь – поверишь в высшие инстанции: ведь кто-то же дал дар писать стихи?
Возможно, и запределье открывает вариации посмертного творчества, не представимого нам здесь, в низине, в недрах вечного вращения юлы юдоли.
Раз, два, три, четыре, пять –
Вышел зайчик погулять…
Детская считалочка
Часть 1 в № 19 (619) от 1 июля 2023 года
Глава V
Какая дуэль без секунданта
Сене Зайчикову снились героические сны. Там он партизанил, общался по-иностранному с роскошными, не местной красоты женщинами. Раскованно, но сдержанно совершал различные подвиги.
Потом, на работе, обрывки смутных фраз мешали, как остатки жилистого антрекота в зубах.
– Либештод, авант ла леттре, – шептал Сеня, купорося стены. – Что бы это могло значить?
Как-то в субботу солнце, забравшись повыше, устроило совместно с южным ветром оттепель. Куржак на окнах стаял. Воробьи очухались и бойко зачирикали. Смутное беспокойство тронуло Сеню.
Он внимательно осмотрел своё холостяцкое хозяйство. Всё вроде на месте: кастрюли на полках чисты, рейсмус сыт, инструмент наточен, «Персей и Андромеда» Рубенса, выдранная из «Огонька», висит над лежанкой не криво, стол протёрт и пуст, на полу дорожка пахнет снегом, но что-то не так! И тогда Зайчиков решил навестить задушевную подругу – буфетчицу Машу.
Из книги Райнера Мария Рильке
«Новые стихотворения» (1907)
Перевод с немецкого Ильи Имазина
Ранний Аполлон
Как в непокрытое густой листвой
Ветвей сплетение весной глядится утро,
Так сквозь просвет за этой головой,
Льёт беспрепятственно сиянье перламутра
Поэзия, что ранит нас смертельно;
К вискам прохладным лавр ещё не льнёт,
И этот взгляд пока не тронут тенью,
И лишь потом его надбровий свод
Под небеса розарием взметнётся,
И каждый выросший отдельно лепесток
Коснётся рта, в котором трепет скрытый,
Недвижность губ улыбкой разомкнётся
И песню впустит, за глотком глоток,
Как будто жажда петь ему привита.
Девичья жалоба
С малых лет во мне стремленье
Пребывать в уединенье,
Сторонясь других детей,
Тяготясь их шумным вздором,
Быть самой себе простором,
Близким другом, зверем, бором
И началом всех путей.