Тейт
Эш

Арест

В окошке днём болела бузина,

Её по пьяни старый дворник выжег.

В просветах показались шеи вышек,

А между ними – прочая страна.

И мир явился

С ордером на взлом

За жменями невызревших орешин,

За парою пустеющих скворешен,

Четвертый год гниющих за стволом.

Запрыгал звон сбиваемых замков,  

Сшибая всё, что бытом брали в дар мы.

С крыльца смотрела память, как жандармы

Вытряхивают пыль из сундуков.

Рогами сад размахивал, как лось,

Бросая в Бога косточки от вишен.

Вокруг закат набрызган был. А выше –

Угрюмое молчанье запеклось.

... Что после? Трактор тискал целину

(Разбоем жизнь попробуй огорошь-ка). 

В болоте за ночь вызрела морошка.

Две юности, прижавшись у окошка,

Пытались заглянуть за бузину...

Зимний Сангар 1926

Коротаю Сибирь. Нет маршрута, хоть просеку высеки.
Не дождавшись огня, возвращаюсь в промерзшие сени я.
Третий месяц гляжу, как недели сбегают на выселки,
Оставляя мне то ли безумие, то ли спасение.

Чьи читаешь стихи? Чем любуешься, ночи терзая чьи?
В южной жизни твоей – как сквозняк в непротопленном срубе я.
Лишь следы на снегу – озорные, раскосые, заячьи –
Уводя от волков, преподносят урок жизнелюбия.

Ползимы до тепла. Тишину не согреем ни ты, ни я.
Все до лета в плену слюдяного январского абриса.

От пустого письма – до нутра пробирает от инея.
Так ли важно теперь,
Что конверт без обратного адреса?

Изба с опалиной

Дома пустеют, как товарняк,

Сваливши судьбы в быльё-пылище.

В ладонях ставен бредёт сквозняк,

Тревожа брошенное жилище.

Не поднимая колючих век,

Скрипит сосняк, выплавляя смолы.

Лишь глянет осторонь человек

Слегка неправильного помола.

Изба с опалиной на скуле,

Да без детишек – такая жалость.

Хлебнув настой на таёжной мгле,

Повисла дверь на одной петле –

Но удержалась ведь...

Удержалась.

Чужую кружку согрей в горсти.

На старых снимках застыли лица.

Довольно просто в избу войти,

Куда сложнее в сердца вселиться.

Упрёком в горле горчит перга –

Тамга нехитрого обихода,

Покуда пьёт белену тайга

От ледостава до ледохода.

Резвится солнце на окунях,

Да на ершице – живой и колкой.

Река, уставши гонять коняг,

В сети раскинулась на камнях

Осоловевшею перепёлкой.

Огонь доверчиво льнёт к рукам,

Мышей летучих смахнёт чердачье.

Истосковавшись по рыбакам,

Избушка ластится по-собачьи.

В печурке старой сопит горшок,

Не хватит места тоске-кручине –

Разбитый флюгерный петушок

Уже вторую весну починен.

Домишко, мошками мельтеша,

Латал уютом свои увечья.

А мы смотрели, боясь дышать,

Как в щёлку ставен глядит душа –

Сосноголовая, человечья.

Сказки для рыбака на безрыбье

Вдоль гранитных опор
пробираясь во тьме, тайком,
рыба трогает город
раздвоенным плавником.
Размываются контуры, гасится свет в домах…

Время длится на ощупь,
минуя людей впотьмах,
как Фонтанка – текущая между грозой и дном –
огибает площадь и гастроном.

В ресторанном дыму,
где ни в ком не болит река,
город пробует рыбу
с подливкой из чеснока.
Застывая под сыром в тарелке морских щедрот,
с бутерброда гостям улыбается мёртвый шпрот.
Пискнув, падает блюдце… Сквозняк выбегает вон, позабыв про голод и выпивон.

Лодка
бьётся
белугой
о каменный борт Невы. Вновь за кем-то незримым бредут по воде волхвы, и дыхание Балтики слышится над тропой, где мосты-динозавры склонились на водопой.

Между тьмою и тьмой, где вливается в ночь река –
тонкий шрам от рыбьего плавника.

… Глянешь в чёрную муть – вдруг покажется, что фантом

под взлохмаченной шкурой воды шевелит хвостом…

Фреска

 – С бессмертием не всё ладно, воскресают-с...

---
В святцах 17 октября по новому стилю – Виринея Едесская. «Приносящая победу».

* * *

полусонный экран шелестит в темноте.

пересмотришь, лакая бурду,

как проснулся под утро на чьей-то тахте,

оказавшись последним в роду.

как идёшь к остановке, губу закусив,

пустоту различая едва.

и спокойно глядит на тебя жилмассив,

поглощая людей и слова.

* * *

стекала в молчаньи покорном

апрельская талость.

с утра свежестреляным кормом

земля отъедалась.

и души – все те, что сжились с ней,

наевшись земли же,

на свет вылезали из жизней.

кто дальше, кто ближе.