Валентина
Сляднева

* * *

«От добра добра не ищут!» –

Застилает лица пар...

В легендарном холодище,

Там, где были токовища,

Вырос город Качканар.

Пусть Магнитке он не пара!

Но всё больше в нём огней...

А на лицах медь от жара,

Как от южного загара,

У рабочих у парней!

«От добра добра не ищут!»

Салютуют взрывники

Веку...

Ветры мчатся, свищут,

Заповедные ли ищут

На Урале уголки?!

Аты-баты

«Аты-баты...» – шли солдаты

Через всю страну!

Если б только было можно,

Чтоб – не на войну!

Чтобы падали на землю

Понарошку все!

«Аты-баты...» – шли солдаты

По живой росе,

По болоту, по лесочку:

«Не отступим! Пли!..»

«Аты-баты...» – шли солдаты,

А порой – ползли.

И мечтали поле сеять,

И вязать венцы...

«Аты-баты...» – шли солдаты –

Деды и отцы.

Аэродром в Брандисе

22 июня 1941 года с этого аэродрома

вылетели первые немецкие самолёты

бомбить советские города.

Со свастиками шли, виднелись еле

Те самолёты в чистой синеве,

Под гул и рёв смолкали колыбели

На Буге, на Днепре и на Неве.

С триумфом самолёты возвращались

И смертоносный груз несли туда,

Где не могли пока опомниться минчане,

Где погрузились в темень города.

И вот он, этот Брандис, предо мною!

Ухоженный, почти что как курорт…

А у меня от мысли сердце ноет:

Что он, видать, победами был горд.

В дубовой роще не щебечет птица.

Куда деваться ей от немоты?!

Земля тут красоты своей стыдится

И прячет в травах яркие цветы.

* * *

Без родины моей я – мёртвый звук

И мёртвый свет...

Ни поля у меня и ни излук,

Ни сердца нет!

Без родины моей я скорлупа,

Душа-птенец –

Где матери моей легла тропа,

Где пел отец.

* * *

Бессильны перед жизнью сотни зол.

Не совладать любому с ней недугу...

Я улыбаюсь: хлеб несут на стол

И из окна видать мне зелень луга.

Налей мне, мама, кружку молока,

Постой со мною у речной излуки.

Моя дорога слишком далека,

Чтоб я могла не думать о разлуке!

И ты в рассвет пойдёшь своей тропой,

Шепча одно привычно: «Дети, дети...»

Мы больше не увидимся с тобой,

Как говорят, на этом белом свете.

От золота колосьев день ослеп.

Счастливая звенит под небом птица,

И люди с песней убирают хлеб –

Ничто не может в мире измениться!

Вот только б снова не было войны!

Пускай в сады придёт пора венчанья,

Пускай минута вечной тишины

Не станет вновь минутою молчанья!

Будто бы хлебнули браги

Будто бы хлебнули браги:

Выкусите, нате-ка!

В опрокинутом Рейхстаге

Гомонят солдатики.   

И, от радости хмелея,

Женихи да ухари

Бороды поспешно бреют,

Хвалятся сеструхами.

Да и те, кого изрядно

Укатало времечко,

При гармошке при трехрядной

Пляшут, сыплют семечки.

И немецкие гармошки

Тоже не сторонятся,   

Перестроившись немножко,

С гопаком знакомятся.

А земля ещё дымилась...

Нужно было мужество

Принять сразу эту милость –

Плясовую музыку.

* * *

«В поэзии не будет равных!» –

Кого мне этим удивить? –

Но вновь поэты делят лавры,

Как будто можно их делить.

Не сумасбродствуйте, поэты,

Откройте ваши терема! –

У каждого своё есть лето

И подорожная сума.

И мир не тесен, мир не тесен!

В цветах, в орнаменте берёз...

Ему светло от ваших песен,

Ему темно – от ваших слёз.

* * *

Ветер весенний, смейся и вей!

Больше не хмурит небо бровей...

Мимо вчерашней беды моей –

Ветошь листвы и ушедших дней.

Речки журчанье. Всхлип журавля.

Вновь попытаюсь – начать с нуля!

Скрипнут уключины. Выйду в ночь.

– Это ко мне! – обгоняет дочь.

Лето короче. Ветер – всё злей.

Ну-ка, попробуй, хворь одолей...

Мимо надежды, любви моей –

Ветошь листвы и ушедших дней.

* * *

Время кончилось петь и нектар собирать.

У небесного круга не спросишь: «Доколе?!» —

Но за что же меня – боже правый! – карать

Неохватной печалью осеннего поля?!

Эти длинные чётки шагов. И стена,

За которой Любовь, как комета Галея,

Раз приблизилась только...

моя ли вина

Поднялась и стоит между мною и ею?!

Ну на что же ещё я могу посягать? –

Я жила на Земле и страдала недаром...

Что за дни впереди, что за топь, что за гать? –

В небе лебедь летит, он и есть – моя пара.

Второго мая в полдень

Второго мая в полдень у Рейхстага,

Как все – к стене поставив автомат,

Увидев над собою древко с флагом,

Солдат на плиты был свалиться рад.

Не отослав домой желанных строчек,

Он погрузился в громовые сны

И отсыпался сразу за все ночи

На тех обломках Мировой войны.

А рядом с ним бойцы и командиры

Уснули тоже.

И на их губах

Светилась первая улыбка мира,

От той улыбки онемел Рейхстаг.

* * *

Глядит уральская берёза

Доверчивою белизной,

Встречая первые морозы...

И облетает тополь твой.

Коснись коры холодноватой –

Деревья немы – что мы им?

Другие будут целоваться

Под чёрным тополем твоим.

Смеяться под моей берёзой,

Что издали я узнаю...

И, может быть, глядеть на звёзды –

И на твою, и на мою.

* * *

Говорок ли станичный?

На пригорке отара?

Или выводок птичий

На акации старой?

Или мамины руки,

Что меня обнимают,

Или куст у излуки

Тяжесть с сердца снимают?

Покосилась ограда,

Растрепалась калитка,

Но чему ж я так рада? –

С губ не сходит

улыбка.

* * *

Две сторонки-cтороны,

Две бескрайних дали

Вышли вдруг из старины

И ко мне припали,

Словно две моих руки,

Два крыла орлицы...

Из Кубани из реки

Пить мне не напиться.

На Урале брать руду,

В пласт врезаться бурый...

На Кубани я – в страду,

На Урале – в бурю.

Деду чем-то помогали

Деду чем-то помогали

Степи, тропки отчие...

Выли бабы за стогами:

Матери и дочери.

А отец в сыром окопе,

Не знаком с осечкою,

Всё «рассказывал» Европе

Про лужок над речкою.

У ложбинки в спелой охре

Схоронил товарища...

И не мог вздохнуть и охнуть –

Сердце жгли пожарища.

За Победу было пито.

За окно с геранями.

А земля была разбита,

И душа изранена.

Дети Земли

О, до чего ж мы бываем порой сиротливы!

Ночи бессонной молчание не донести…

Кажется, тянут к нам ветви плакучие ивы,

Кажется, шепчут осенние ветры: «Прости…»

Нынче поклонники мы звёздных рейсов и йоги,

Нас отнимают у нас у самих города.

Силимся мы улететь к небесам, а в итоге –

Дети Земли – остаёмся мы с ней навсегда.

Будет цветок завсегдатаем в наших хоромах,

Радости прошлой свидетель и новой беды…

Сумерки настежь раскрою и выйду из дома,

Сердцу послушная, зову далёкой звезды.

Дорога на Касли

Валентину Сорокину

Лужи, лужи...

Ищем брода.

Хмарь и рядом, и вдали.

Что за твёрдые породы

Под ногами залегли?!

И, как истинный уралец,

Ты одно дудишь в дуду:

– Стукни палец тут о палец,

И – работа на виду!

Я на это не в обиде –

Край мой хлебный знаменит! –

Но не зря сюда Демидов

Гнал пудами динамит.

...Пыль формовочную плотно

Зажимаю я в горсти: –

– На Парнас и кони Клодта

Могут душу вознести!

* * *

Ездили в кибитках, дрогли мы на дрогах

По донским, сибирским заспанным дорогам.

И клубились тучи в долгих далях хмурых,

За целковый кучер загонял каурых.

Только за целковый купленное время

Уходило скоро за туманный гребень.

…Нынче мы торопим поезда, трамваи,

Уложится в сроки всё ж – не успеваем.

Жизнь сама – такая быстрая дорога!

Мчим под облаками – под окном у Бога.

Есенину

Зачем ты тяжёлую голову свесил,

Уставший от сутолок и заграниц?

Иль вспомнил далёкие синие веси,

Под солнышком красным цветы медуниц?

Очнись и послушай, что день напевает,

Разведрив усталость и сутемень лет!

По осени, правда, земля остывает,

Но в рощах смеётся до одури свет.

Щенята твои под рогожами стынут,

И в травных лугах ходит ветер с полей,

А твой жеребёнок, гляди, и поныне

За временем мчится, смешной дуралей.

И чисто, и зябко от дрожи осинок,

От ливней берёзовых в упряжи дней,

В гречишных рассветах выходит Россия,

Все лучшие песни твои –

Лишь о ней!

* * *

Есть места на земле и покраше,

Ну а эти – плывут, как мираж.

Вижу я корпуса Уралмаша

И в задумчивой дымке Шарташ.

Я скольжу на коньках по Исети,

Ветер колется. Щёки в огне.

Две рябины бегут, словно дети,

Взявшись за руки, прямо ко мне.

И друзей незабвенные лица,

И метели, что брали в кольцо...

Жду – заявится Саша Куницын,

Позовёт в гости Костя Скворцов.

Ах, зима, белоснежная фея,

Улетай-ка, родимая, прочь!

Всё равно ведь Иван Малахеев

Не умчит меня к Назину в ночь,

Где чаи и стихи до рассвета

И с крыльца для шампанского лёд...

Есть места на земле... Только эти –

Просто песня, что сердце поёт.

* * *

Живя на Урале, я вижу стога облаков

Над жаркой Кубанью и жёлтого поля круженье.

Там нету железа, но знаете, как велико

И как постоянно просторов родных притяженье!

Душой привыкаю я к новым местам – и хоть плачь

Потом ощущаю в себе этих мест продолженье...

Возьми ты Урал, и хоть все свои залежи спрячь –

Вовек не убудет твоей красоты притяженье.

Жизнь моя

Не синим туманом дали повиты –

Любовью моей.

И не ветвями склонилась ракита –

Печалью моей.

То не пшеницу полощет ветер –

Платье моё.

Нет, то не солнце так щедро светит –

Сердце моё.

Не хмелем июнь заплетает ограду –

Моею тоской.

И не вином наливается кисть винограда –

Моей слезой.

То не река разлилась половодьем

Во все края –

Древним сказанием где-то здесь бродит

Жизнь моя…

* * *

Ю. Кузнецову

За краем великой дороги,

Когда все сомненья – к концу,

Ударюсь я в пыльные ноги

Седому, как лунь, мудрецу.

Он стёртые лапти покажет

И горб за согбенной спиной

«По силам живёт, – скажет, – каждый,

И нету дороги иной.

Не волей вселенского Бога,

Не милостью прочих владей

Ты жизнью своею… Тревога

Проснётся в тебе за людей,

За дерево, птицу и лошадь,

За землю живую в горсти…

По силам берёт каждый ношу,

Несёт, сколько может нести».

Сказал и пропал. А быть может,

То ветер кострище задул.

И что-то мне сердце тревожит…

Иль чует какую беду?

За уральским хребтом

Перепутало красное лето

Изумрудные пряди волос.

Вековые урманы... Где-то

Ходит в царской короне лось.

А в прозрачной воде форели –

Беготня и веселый пир.

Свысока голубые ели

Здесь глядят на подлунный мир.

Раскидаю себя на горке! –

Не сыскать мне ни рук, ни ног,

Чтоб какой-то листочек горький

Целовал меня сколько мог.

Я назавтра покину царство

Журавлей – деревянных птиц,

Чтоб тот день доставать, как цацку,

Перед чудом тем падать ниц.

* * *

Закурили, сняли шапки

У дощатого крыльца,

Зарумянились солдатки

От забытого словца.

Опрокинули вчерашний

Неподъёмный горький день,

Можно думать и про пашню,

И про сломанный плетень,

И про домик обветшалый,

И про лампу-светунец,

И про то, что на кошаре

И в помине нет овец.

…Можно, отыскав отвагу,

Ледяной покров сломав,

Возвратить, как твёрдость шагу,

Нежность – трепетным словам.

Камышовая крыша

Нарядилась опять наша улица к маю.

Побелены известью даже сараи...

Из железа и шифера новые крыши,

Гребешки петухов озорнее и выше.

А на улице нашей есть хата одна –

Далеко камышовая крыша видна...

В этой хате живёт одиноко вдова.

Ей в совхозе дают уголёк и дрова.

Предлагали и крышу не раз перекрыть,

Но об этом напрасно с вдовой говорить.

«Не кладите, – ответит, – на сердце мне камень,

Мне покрыл ее Ваня своими руками...

Сам нажал камыша и снопов навязал...»

И замолкнет – не в силах перечить слезам.

Тут уже не нужны никакие слова...

«Постоит ещё крыша», – добавит вдова.

* * *

Кружева, кружева, кружева

На всех окнах,

На соснах и елях.

Ах ты, зимушка, чья ты жена

Иль зазноба

Ты чья на неделю?

С кем, подружка, в холодных сенях

Обнимаешься ты под тулупом?

С кем летаешь на белых конях

По вершинам и скальным уступам?

Не устану, покуда жива,

Я твоей красотой любоваться!

Хоть бы бросила мне кружева, –

Сколько с ветром тебе целоваться?!

А ей нечего мне отвечать.

И сама она точно не знает,

Сколько петь ей и сколько молчать,

И носить снеговейное знамя.

Оттого и целует в сенях

Она каждую тёплую руку,

Оттого и на белых конях

Разгоняет смертельную скуку.

Любовь

От тебя моё начало –

Все слова и все дела...

Видно, правда я сначала

Лишь ребром твоим была.

Час разлуки неминуем –

Рухнет утро с облаков,

Но я смертным поцелуем

Всё ж пробьюсь сквозь сто веков!

Даже если жизнь мгновенна –

Есть в ней ночь и есть в ней день!

Не погасят пламя в венах

Сорок ливневых дождей.

Пусть судьба наворожила

Мне проклятие в пути! –

Так сошлись вдруг наши жизни,

Что векам не развести.

У любви сердца лишь судьи,

А не сплетен жгучий рой!

Ты её своею грудью

И ладонями прикрой.

И как прежде, и как прежде –

Почему – не нам решать! –

У неё из всей одежды

Только кожа и душа.

Потому свои колена

Преклоняю перед ней:

На мирах – камнях Вселенной

Всюду кровь ее ступней!

* * *

Мимо поля, стога,

Золотого дня...

Эта ли дорога

Увела мня?

Веткой клёна лето

Машет, как рукой...

Не моя ли это

Хата над рекой?

Постою минуту.

Побегу к реке,

Распугаю уток

В синем лозняке.

Пусть вода стекает

С плеч в наш огород.

Пусть всплеснёт руками

Мама у ворот.

* * *

Мои ставропольские дали,

Когда бы не вы, то я разве

Узнала б о выжженном лете,

О том, что не может колоться

Стерня на родительской пожне;

Её доброта неизменна...

Спасибо, что вы меня звали

И в будни,

и в солнечный праздник!

Что я по росе на рассвете

Бежала с улыбкой к колодцу,

Цепляясь ведёрком порожним

За гулкое сердце Вселенной.

* * *

Мой поясной поклон полям пшеницы

И Уралмашу!

Пусть полыхают надо мной зарницы,

Крылами машут.

То искры рос, то искорки металла

Зовут и светят,

Я узнавать покуда не устала

Красоты эти.

Полей кипенье и кипенье стали,

И грач крикливый...

Хотя б ещё какое-то мгновенье

Побыть счастливой.

Но вновь копытят милую Отчизну

Варнак и демон,

И чтоб спасти её, молюсь Пречистой,

Печальной Деве.

Над обелиском...

Над обелиском солнце светит низко.

Холодных плит касается рука.

В полях, в лесах – ни далеко, ни близко –

Плутает одинокая тоска.

Она – и взор, и слух дум материнских,

И вдовий крик: «Ты где, любимый мой?».

Над обелиском солнце светит низко,

А если дождь пойдёт – сплошной стеной.

По всей России ходят обелиски –

Свидетели тех огненных годов.

И светят, словно белые записки –

Со всех бесчеловечных тех фронтов.

* * *

Не знаю, сердце, как тебя постичь!

Что будет, если впрямь понять сумею

Молчанье скал и журавлиный клич

И эту даль с бескрайностью своею?

Как мал ты, мир, и как ты, мир, велик!

Кровоточит во мне луны сиянье

На кладбище, где материнский крик

О каменные бьётся изваянья...

О сердце, как, ну как тебя унять?!

Какими спеленать тебя ветрами?

Болишь, болишь в моей груди опять.

Какие травы приложить мне к ране?

Не однажды я влюблялась…

Вы простите мне простой мой грех житейский,

Не однажды я влюблялась на веку:

В первый раз – в раскучерявый слог расейский –

В залихвастое в заре ку-ка-ре-ку.

Во второй – влюбилась – намертво вцепилась

Я зрачками – в дорогие небеса.

Вечно б на моём виске бы жилка билась,

И поля бы зеленели и леса!

Ну а в третий раз влюбилась, как разбилась

На кусочки – не собрать себя давно! –

Взгляд твой царский, ус гусарский – это милость

И потеря, и находка заодно.

Я влюблялась – право слово! – не однажды

В речку, в дуб, что хмелем весь обвит…

Я люблю родной свой край кровинкой каждой,

И не мыслю своей жизни без любви.

Не спрашивай, сынок...

Не спрашивай, сынок, какой была война!

У бабушки своей возьми ты ордена.

С тех пор как военком их в дом принёс,

Она слепа, слепа она от слёз!

Не спрашивай, сынок, какой была война!

Зима России – это холод, седина

И сыновей её, и дочерей,

Которые и верою, и правдою,

И честью всей

Служили только ей!

Не спрашивай, сынок,

Какой была война...

* * *

Нежится сладко трава на лугу,

Ткёт паутинные нити

Серый паук – в светоносном лугу,

Замерло солнце в зените.

Речка, скупую прохладу храня,

Гальку шлифует веками...

Алость и синь – медуница моя

Прошлые дни окликает.

Гляну кругом я – повсюду родня,

И недалёкая, может!

...Потчует хлебом насущным меня

Жизнь

и сомнения множит.

Буду греть руки в остывшей золе,

Биться в закрытые двери...

Мне хорошо на родимой Земле

Плакать,

влюбляться

и верить.

Ничего не забыли мы

Ничего не забыли мы

И ничего не простили...

Стлалась ночь за окном,

И метались обрывки дорог.

Путь от Волги до Эльбы

Не галькой мы белой мостили!

Где бои прогремели –

Все кости и чертополох.

Путь от Волги до Эльбы

Ещё под ногами дымится.

Ни тепла, ни жилья!

На столетия он оскудел.

Как печёные яблоки,

Сморщились чёрные лица

Нерожавших солдаток

И старых неласковых дев.

* * *

Ничего, ничего отойду как-нибудь

От удавки-тоски и кромешной обиды,

И упрёк заглушу, и к воротам не выйду –

Для случайных гостей моё время всё вышло.

И вдали пропадает невидимый путь.

Ничего, ничего, вновь гроза отгремит,

А зайдётся ль рыданьем опять – неизвестно.

Ей в пределах моих, может быть, стало тесно…

Я стою пред всем и земным, и небесным,

И опять что-то сердце щемит и щемит.

Ничего, ничего, ничего, что весна

Меня крылышком даже не зацепила,

Но какая-то держит на плаву меня сила,

Хоть давно уже я не умна, не красива,

И мне кажется только, что я в мире одна.

Но почему так сердце неспокойно?

Колосья пляшут у меня перед глазами,

Над ними блин румяный – солнца круг.

А за базами, сенными возами –

Акации-невесты встали в круг.

Речную воду ивы пьют и кони,

С горы сбежала девочкою тень...

Но почему так сердце неспокойно

За хрупкий мир, за этот светлый день?

И за кусты, что водят хороводы,

И за людей, что, пот смахнув с лица,

Вдруг вспоминают прожитые годы,

И нежность обжигает их сердца.

О войне стихи я не пишу…

О войне стихи я не пишу,

И в слова о смерти не играю –

А с бойцами в бой сама хожу

И не понарошку умираю.

Жизнь поит меня живой водой,

Радует весенним благовестом…

Я лежу под каждою звездой

И под каждым холмиком

Безвестным.

Зацветают каждый год цветы,

Каждый год снега в округе тают…

И стоят солдатские кресты,

А за ними Родина святая.

* * *

Облаков лохматых сдвинув шапки,

Разудалы и хмельны с утра,

Деревца берущие в охапку,

Вдаль бегут уральские ветра.

Их поймать за гривы не старайся!

Упадут в лодчонку на плаву,

Или вновь объявятся в Миассе

И уткнутся в мокрую траву.

Ветры мчатся, плача и тоскуя,

Песнями урманы веселя...

Близко где-то глухари токуют,

Значит, дышат небо и земля!

* * *

Осенней земли золотые рогожи

С полей потянули опять журавли,

Себе помогу, если бог не поможет,

Увидеть луч солнца, где тени легли.

Набьёт ветер жизни в глаза мои сору,

Но в сердце начнёт понемногу светать,

Когда поднимусь на ближайшую гору,

Откуда до солнца рукою подать.

* * *

Пахнет летом, пахнет хлебом.

Тёрн чернеет у дороги.

Дочь бежит за мною следом,

О татарник жаля ноги.

Заплетает паутинки

Ветерок в её косицы,

Собирают золотинки

Солнца

под кустами птицы.

— Возвращайся поскорее! —

— Дочка машет мне рукою.

И шагаю я быстрее

Одинокою тропою.

А куда – уже не знаю!

А зачем – давно забыла!

Давний день горит, как пламя,

Чтобы сердце не остыло.

И никак с янтарным летом

Я не в силах распроститься...

Дочь бежит за мною следом

В платьице шалфейных ситцев.

Победы день

Не самолет врага, а птицы тень

Легко плывет над мирною равниной...

Как он спешил, спешил Победы день,

Бежал и полз, и падал на руины.

Вот он пришел, Победы день,

В деревни, города!

Вокруг цветень. Победы день

Желанным был всегда...

Победы день, Победы день...

Мы радуемся солнцу и весне,

Несут ветра все ароматы мая,

А тот, кто выжил, выжил на войне,

Путь боевой сегодня вспоминает.

Земля надела праздничный наряд,

Мы отстояли мирный труд в атаках,

Подолгу мы задерживаем взгляд

На обелисках и цветущих маках.

Теперь и миром, и свободою владей!

Ржавеют где-то гаубицы, мины...

Как он спешил, спешил Победы день,

Бежал и полз, и падал на руины.

* * *

Позабыты с цветочками

Сарафаны широкие,

Очи ясные выстыли,

Выпал снег седины...

Что, российские дочери,

Дочери синеокие,

Помогало вам выстоять

В годы долгой войны?!

Дорогих и пригожих вы

Вновь увидеть не чаете,

С ними счастье вам прочили,

Да не вышло, видать...

На тропинках нехоженых

Вешний ветер встречаете,

Ах, российские дочери,

Кто учил вас так ждать?!

Полевыми цветочками,

Небесами высокими

И тяжелыми тучами

Дни бегут от войны...

Ах, российские дочери,

Дочери синеокие,

Вы – берёзы плакучие

На просторах страны.

* * *

Поколенье отцов не за страх,

А за совесть землёй становилось,

Чтоб Россия жила не впотьмах,

Не сдавалась

На чью-нибудь милость!

Всё, что будет и было допреж

У меня дорогого, святого, –

Это память о них –

Тот рубеж

Обозначили сердце и слово!

* * *

Полнеба ненастьем закрыло,

И дождь, словно строчек курсив...

Но только Урал сизокрылый

В любую погоду красив.

Озера и реки в урманы,

Насквозь продувные боры

Вставляю, я в памяти рамы, –

Пускай повисят до поры!

Вновь встречу попутку на трассе.

Всё бросив, – кто станет бранить?! –

В Челябинск заеду, в Миассе

Найдётся кому позвонить!

Минуя холмы и отроги,

Из ливня заеду в пургу...

Расскажут о людях дороги

На этом и том берегу.

* * *

Посижу в холодке я под вязами

У текучих, задумчивых вод...

Нас терзает любовь и обязанность

Пожесточе, чем плети господ.

И какое уж там вдохновение!

Вьют верёвки и этот и тот.

Даже хуже, чем солнца затмение, –

От усталости сомкнутый рот.

Только солнце скользнуло застенчиво

На ладошку уселось мою…

Ах, ужели я птица не певчая? –

Вот взлечу на сучок, запою.

* * *

Пришла зима, дорога дней бела.

И ни к чему теперь уже секретничать,

И ни к чему теперь уже скаредничать:

Любимой я и любящей была.

Пришла зима, дорога дней бела.

Сквозь сумрак дней даль жизни плохо видится.

Где там Египет с Нилом, где там Лидица?

И я сама была иль не была?

Пришла зима. Настали холода.

И снег укрыл мгновенья и года.

Родное слово

Родное слово припеклось к губам,

И я его вовеки не предам.

Оно – в земле, у тополя в корнях,

В заветных думах, торопливых днях.

Судья – оно, слепой потатчик мой,

Везение моё и рок мой злой,

Родное слово – день и свет зари.

Ты пой его, шепчи и говори,

Храни его святыню за душой,

И станет она – чистой и большой.

Родословная

Мой дед – кубанский хлебороб.

И бабка моя – жница...

По сторонам моих дорог

Всегда росла пшеница.

Когда шумели зеленя

И наливался колос –

Светлело сердце у меня

И пробивался голос.

А если колос этот чах,

А тучи где – неведомо...

Плыла тоска в моих очах

И бабкина, и дедова.

И не уйти от той тоски,

От радости, тревоги...

Я собираю колоски

Вдоль всей моей дороги.

С Отчизной своей...

Серебрилась броня под лучами январского полдня,

И ревели моторы, и траки рубили простор...

Я не видела этого! Только откуда-то – помню,

Потому что к Отчизне всегда обращён был мой взор!

Я из слёз её, пор... И – мои все её неполадки,

Продубил мою кожу уральский мороз, что так лют!

Я с отчизной своею в цеху непрерывной прокатки,

И – где медные трубы о русской отваге поют.

...Далеко-далеко захлебнулись фашисты в атаке.

Откатились ряды и скользнули десятками змей,

Потому что как раз подоспели уральские танки,

Шапки вверх полетели: – Погоним проклятых скорей!

С любовью своей разминулись

Немало, немало девчонок хороших

С любовью своей разминулись.

Состарились поодиночке...

О, как тяжело приходилось им

Темною ночкой

Глядеть из окна в небеса,

Где цвели золотые горошины.

Вздыхали:

«Любимые, вас не дозваться!».

И на завалинках сидя, пели подружки.

И ласковый шёпот их слышали

Только подушки!

И только во сне приходили

Любимые. Их целовали.

* * *

Свет зари, степей безбрежность,

Липы в сквере городском...

Просыпается в нас нежность

Перед маковым цветком.

Видим облака паренье

В лебединой высоте,

К нам приходит озаренье —

Мы уже чуть-чуть не те:

Наши помыслы повыше,

Наши песни позвончей...

Мы природу сердцем слышим,

Сами в ней – живой ручей.

Оттого, хоть как петляя

В оправданьях,

стар и мал,

Мы себя, в неё стреляя,

Убиваем наповал.

* * *

Сегодня всю ночь ковыли пред глазами стояли

Холмы поднимались, плескалась река у излук…

Меня ль ты не кличешь сквозь осень упавшую,

я ли

Сама выпускаю поводья из дрогнувших рук?

Есть край на земле, где с тобой мы не будем ни разу.

Там птичьи базары, лиловые пади гречих...

Достанет мне грусти о дальних рассветах моих! –

Достало б простору орлиному острому глазу...

Сегодня всю ночь мне мерещились грядки и розы.

Дворы со скирдами и с лаем лохматых собак...

Меня ты не кличешь, иль это от первых морозов,

Уральских морозов, в себя не приду я никак?

Сибирь мне снится

Невысказанная, близкая

Сибирь мне снится

И птица синяя и лица, лица...

И руки крепкие лесорубов,

И тропок пряжа, и твои губы.

Мне не хватает таёжных ливней,

Кедровых шишек литых и липких,

Мне не хватает таёжной скрипки

И тихой улыбки. Твоей улыбки...

Там каждый камень замшелый пелся,

И каждый кустик был юн и весел.

И я не знаю, куда ты делся

Из моей жизни, из моей песни.

Не знаю, чем теперь мне гордиться,

Сибирь – красавица, так не годится!

Кому теперь мне одной смеяться?

Как в путь далёкий мне отправляться

Без синей птицы? Без синей птицы –

Живой водицы.

* * *

Случайность истину дурачит

И к единице ставит ноль...

Рембрандт был менее удачлив,

Чем бесталанный Миревольт!

Среди лачужек в Амстердаме

Художник на Канале Роз

Бездомных слушает рыданья

И их кладёт на вечный холст.

Он душу творчеством врачует,

Но страшно заглянуть вперёд...

Мечтает родина о чуде,

Но чудо так и не придёт.

Гниёт у старой лодки днище,

И мрак рождается из тьмы,

Великий живописец нищих

Боится долговой тюрьмы.

Его улыбкам вы не верьте! –

Он за надеждой сжёг мосты...

И краски старости и смерти

Ложатся на его холсты.

* * *

Смотались в клубки и запутались тропки,

Связались в узлы заревые дороги.

В какие-то избы входила я робко,

И чьи-то с поминок везли меня дроги.

Но снова толпящийся зал ожиданий,

И галки на ветках, и лето, и осень…

И не позабыть ни одно из свиданий,

Тоску ни одну мне в дороге не бросить.

И мало мне счастья, и мало печали,

Трепещет сердечко – чему оно радо?

Хочу, чтобы вечно колёса стучали, –

И – ветер в лицо, пусть с дождём или градом!

Солдаты России

Я надпись читаю. Поверить не смею –

Ни дня рожденья, ни смерти дат!

«Солдат Неизвестный» – бумагой заклею

И напишу я: «России Солдат».

Сиянием солнца просторы залиты,

На мраморных плитах – сухая хвоя,

Коснулась на миг ледяного гранита

Ладошка покуда живая моя.

Солдаты России, Солдаты России!

Вы – Слава Отчизны на все времена,

Ах, как же недолго, недолго носили

Вам данные матушками имена.

Троицк

Тут и перец, и махорка.

– Хошь, меняйся, хошь – плати!

Вот сюда стекали с горки

Караванные пути.

В сундуках заморских роясь,

Доставал купец товар...

Древний город, город Троицк!

По мечетям – лбы татар.

На разбойничках – оковы,

Нищий пел: «Пода-ай, сестра...»

И вино лилось рекою

В «Эльдорадо» до утра.

...День иной, иная слава!

Рушатся особняки,

Мимо грохают составы,

Больше всё – товарняки.

* * *

Ты горд не силою тротила,

А мирным делом, мира страж!

Я по цехам твоим ходила,

С тобой знакомясь, Уралмаш!

До разговоров не охочий –

Всегда в работе жди аврал! –

Мне руку честную рабочий

С большим доверьем подавал.

И мастер улыбался шире,

Подмигивая мне хитро,

Сталеразливочной машины,

Явив огромное нутро.

– И что вы там ни говорите, –

Кричал, толкнув меня плечом, –

Наверно, эти габариты

Мир убеждают кое в чём.

У братской могилы

Из двадцати тысяч советских солдат,

погибших в Берлине, пять тысяч

похоронены в Трептов-парке.

Высыпаю я горстку землицы,

Лист берёзы, слетая, кружит…

Пяти тысячам воинам снится

Незабытая мирная жизнь.

Шли последние в мае бои,

И, надеясь с бедой разминуться,

Те солдаты в посланиях своих

До сих пор обещают вернуться.

Не вернутся они, не придут,

К ветеркам, что теплынь разносили…

К Трептов-парку сегодня ведут

Все пять тысяч дорог из России.

* * *

У поэтов – как это случается! –

В перехлёсте ливней огневых

Под ногами шар земной качается,

Будто бы укачивает их.

Будто сердце успокоить хочет он,

Ну а сердцу ни к чему покой!

В жаркой клетке вспыхнет гребень кочета,

Месяц загорится над рекой.

Позовёт тебя земля отцовская, –

Сердцем к ней вовек не охолонь! –

Пятистенок золотой за соснами,

Пашенка в березняке и конь.

Ну давай, давай помалу трогай! –

Нежная, легла на круп ладонь...

От земли и до огня дорогу

Перевили узды и супонь.

К проходной завода, сдвинув шапку,

Захмелевший от стихов с утра,

Ты идёшь, в объятья заграбастав

Светлые уральские ветра.

* * *

Урал, Урал, твоё вчера

Стоит передо мной,

Когда в глухие вечера

Тайга вокруг – стеной.

Работный люд здесь прежде чах,

Его нужда косила,

Плыл по литейкам дым и чад,

Оранжевый и синий.

Лампадки свет едва дрожал

Над заводским отчётом,

И снова каторжник бежал,

Бежал, хоть в лапы к чёрту.

А на сто верст вокруг – леса,

Да углежогов избы,

Да рудобоев голоса,

Да приказчик – изверг!

Уральская земля

Среди кристаллов хрусталя

И замутненных друз топазов –

Прости, уральская земля! –

Ты мне увиделась не сразу.

То бликовал в скале нефрит,

То завораживали яшмы.

А ты, невзрачная на вид,

Мне лишь потом на сердце ляжешь.

Проступишь кровью сквозь бинты,

Травой сквозь скальные уступы,

Сквозь самоцветы и цветы

Вдруг красота твоя проступит.

Сполохами небо опоясано,

Вылетают искры из трубы...

Я Уралу, может быть, обязана

Зоревою линией судьбы!

Сроду я чугун в печах не плавила,

Не звенел в руках моих булат,

Но его неписаное правило –

Щедрым быть – само бесценный клад.

Каждым нервом я с Отчизной связана,

Чту судьбы и медь, и серебро...

Я Уралу, может быть, обязана

Верою и в дружбу, и в добро.

Уральский танк

Он, ветеран, давно стоит на пьедестале

Его победной славы не украсть! –

Он запасник. Ему бессрочный отпуск дали!

Но он ещё свою имеет власть.

Как позабыть, что на полях

сражений было?!

Он невредимым вышел из войны

Затем, чтоб снова с фланга бить и с тыла,

Коль враг придёт, порушит наши сны.

Уральский танк давно стоит на пьедестале,

Но годен к службе строевой вояка старый.

Чтобы люди людьми оставались...

Заиграл горизонт перламутром,

Луч сверкнул, серый гребень пробив,

Снегирями засыпало утро

Стайку красно-багровых рябин.

Завтра снова уйду спозаранку,

Наст ломая и пористый лёд.

Не польщусь я на камень-обманку:

Может, платины сколок сверкнёт.

От породы пустой я отмою

И слова золотые средь строк...

Зря ль ходила я в гости зимою

К снегирям, взяв лосиный следок.

Зря ль от грохота лесоповалов

До сих пор я ещё устаю.

Зря ли красное солнце вставало

В том ковыльном пшеничном раю.

Мне оттуда хорошие вести

Шлют большая родня и друзья...

Как хочу, хоть одной своей песней

В звонких росах остаться там я!

Чтобы гроздьями звёзды качались.

И пришпоривал ветер коня,

Чтобы люди людьми оставались

На Земле, где не будет меня.

* * *

Шар земной смеётся и качается,

А луна, как лодка на плаву...

Красота повсюду мне встречается,

Если нет – из памяти зову,

Прорубаю синие окошечки:

В том – луга (века мне их косить!),

В том – снега, а в этом –

Вешний дождь ещё

Только-только начал моросить.

Встретится мне ивушка-печальница,

Громыхнёт нежданно в небе гром...

Красота повсюду мне встречается! –

В нынешнем, в грядущем и в былом.

* * *

Я во сне стихи пишу

Про любовь и про измену,

И про то, чем я дышу,

Что волнует неизменно.

Поле. Речка. И стрижи.

Горький привкус молочая, –

Получается – про жизнь,

Без конца и без начала.

Я во сне стихи пишу –

Тех – кляну, к тому – взываю...

А проснусь – скорей спешу

Записать –

Не успеваю.

* * *

Я всегда любила Бога.

Над столом среди родни

Он сидел... Но от порога

Увела меня дорога.

И попробуй – догони.

Появляюсь в кои веки.

Бог сидит под рушником.                        

Матушка вареник лепит

Вытирает глаз платком.

Ничего не забывает...

Хоть бьёт боль её под дых.

На двоих стол накрывает.

Было – на десятерых.

Кто-то умер, кто – уехал,

Разошлись с былым пути...

Сколько тут летало смеха!

Где его теперь найти?

Ждут вареники на сите,

Чтобы прыгнуть в кипяток.

– Не оставь ты нас, Спаситель,

Скажет мама, сняв платок.

Побежит опять дорога

За просёлок, за межу...

Я всегда любила Бога.

Почему, теперь – скажу.

* * *

Я вышла из лесов,

Из речек иль озёр?

Наполнен ими до краёв

Всегда мой взор.

С дыханьем ветра я

Лечу на север, юг...

Кирпич я из дворцов

Иль сотен развалюх?

Скажи мне, свет луны,

Я создана тобой?

...А к морю выйду я,

Подумаю: «Прибой

Летучих волн

Мне тоже, видно,

Из родни –

Движения души

У нас порой одни».

* * *

Я теперь не спешу никуда.

Не страшны мне уже опозданья

На ушедшие вдаль поезда,

На забытые мною свиданья.

Я теперь не спешу никуда,

Как идущие дни вереницей…
Так осенняя медлит вода,

Вдруг поняв: «А куда торопиться?»

* * *

Я – огненного времени птенец,

Опять над полем брани пролетаю

И вижу, как рассыпанную стаю

Подкашивает там и тут свинец.

Огонь разлучный гнёзда все спалил,

Обуглил птиц живое оперенье…

Господь, на что мне грустное прозрение? –

Но бог войны всегда неумолим.

О жизнь – всего прекрасного венец!

Победа мне была такой наградой.

Зачем же вновь круги земного ада,

Высвечивает память-светунец?!

Я – огненного времени птенец.

И, над землёю пролетая низко,

Где поднялись кресты и обелиски,

Вновь склёвываю жалящий свинец!

* * *

Я, жизни суетность презрев,

Отбросив ваши стрелы с ядом,

Не стану звать Господень гнев

На вас…

                Мне этого не надо.

И славой я не дорожу,

И красотой былою, тленной,

И только Лире я служу,

Бессмертной Лире дерзновенной.

* * *

– Без Урала нет России! –

Слышу, чуть не каждый день.

На горе растут осины,

Морося на травы тень.

Лоси на тропе лосиной

За лосих друг друга бьют,

Над Куштумом и Висимом

Звёзды дух сосновый пьют.

Тут не раз сгущали тучи

Беляки и кулачьё,

На лоб шапку нахлобучив,

К домне шёл Борис Ручьёв.

Он – душа Магнитостроя –

Сталь варил, как песню пел,

Здесь Бажовские герои

У своих горняцких дел.

За Миассом и Висимом

Пробиваясь сквозь пургу...

Без Урала, впрямь, России

Я представить не могу.