Все стихи Валерия Мутина
1943
На осаждённый Сталинград
Снаряды сыплются, как град,
Шипит и плавится свинец –
Там бой идёт, Там мой отец –
Стрелковой роты замполит,
И Волга за спиной голит.
В строю уже последний взвод...
Февраль. И мне – четвёртый год.
Барский дом
Дом стоял у дороги, как крик
О пощаде,
Но не был услышан.
По весне здесь какой-то старик
Побывал.
Говорят – из Парижа.
Очень странным он был – этот гость.
Поклонясь пустырю троекратно,
Взял землицы оттаявшей горсть,
Сел в такси
И уехал обратно.
* * *
Блуждая, ходим мы по кругу.
Путь к просвещению – не скор.
Произошли мы друг от друга...
И происходим до сих пор!
* * *
В России пахаря не встретишь скоро.
Уж не село – посёлок с карты стёрт.
Остыв к земле, ушли крестьяне в город –
Быстрей, чем город, кладбище растёт.
Не год, не два и я блуждал по миру,
Пока домой не привели пути.
На наждаке не серп точу – секиру,
Чтобы родное поле перейти.
* * *
В кровь на ухабах разбивая ноги,
Сквозь ночи мглу
Иду навстречу дня.
По жизни я не выбирал дороги.
Судьба-дорога выбрала меня.
В санатории
Весь день за процедурой процедура...
Но только месяц рог свой показал,
Как все под свист калёных стрел Амура
Пошли больные в танцевальный зал.
Под цветоламп ритмичное мерцанье,
Под музыки неукротимый шквал,
Волнуясь, как на первое свиданье
Иду и я, хоть век не танцевал.
Душа оков не любит, и не нужно
Томить её в железном колесе,
Ведь нет здесь ни женатых, ни замужних –
Все холостые, молодые все.
Меня пленит особа молодая.
С ней начинаю разговор пустой:
– Вы замужем, Мария?
– Холостая!
– И я четвёртый день как холостой...
...Весь день за процедурой процедура.
Но только месяц рог свой показал,
Как все под свист калёных стрел Амура
Пошли на танцы в притемнённый зал.
Вначале было Слово
Из несметной массы чисел,
Нервных клеток, звуков тьмы
Тот язык, что нас возвысил
Над другими... кто немы.
Возвращение
Стремительная и прямая
Дорога вдаль меня вела,
И вдруг, как в строчке запятая, –
Тропинка под ноги легла.
Едва приметная тропинка –
Судьбы связующая нить.
Не велика в глазу соринка,
Да не поплакав, не избыть.
Не мыслил я услышать снова
В тиши непаханых полей
Над крышей низенького дома
Знакомый оклик журавлей.
Шагать по узенькой тропинке,
Месить невиданную грязь
И каждой кланяться травинке.
Что от косы убереглась.
Не раз скосили в поле жито,
Пока вдали я службу нёс.
Лежит земля, как солнца слиток,
В осеннем мареве берёз.
* * *
Время – свет, что пролетает мимо.
Настоящее – неуловимо.
Что бы ни сказал, ни сделал я –
Это сразу прошлое, друзья.
Голодный 1947-й
Мать с братом водится моим,
Отец нас бросил.
Мы у чужих ворот стоим –
Мы хлеба просим.
Годков всего нам – три и шесть.
«За Бога ради,
Подайте, – просим, – нам поесть,
Подайте, дяди!»
Глаза голодные на нас
Смотрели строго.
Нам говорили: «Бог подаст,
Ступайте к Богу!»
Домой, не поднимая глаз,
Мы шли без хлеба.
И хмуро Бог глядел на нас
С ночного неба.
Грибная пора
Посетите осенью мой край.
Принесу я к вашему застолью
Белый гриб – как белый каравай,
Инеем присыпанный, как солью.
Серебром одарит вас река,
Утренней прохладой – перелески.
Слышите – на перекатах всплески?
Это жерех бьёт хвостом малька.
Медвежонок – царь природы дикой –
Вновь испачкал мордочку брусникой.
Множит эхо отдаленный лай...
Загляните в мой заволжский край.
Звонница
Всем, кто верил, для острастки,
Да чтоб соль придать делам
Комиссары в праздник Пасхи
На селе взорвали храм.
А как пробил час застолью.
Твердокаменная рать,
Позабыв про колокольню,
Дружно села пировать.
А у местного громилы
Всё стереть с лица земли
То ль взрывчатки не хватило,
То ли руки не дошли.
Нет давно того громилы.
Оказавшись не у дел,
Он, на зло потратив силы,
Заскучал и... околел.
Заросла крапивой яма,
Но стоит до наших дней
Колокольня – голос храма –
Небо держится на ней.
Кавказ подо мною
* * *
На Каспий седой привела нас судьба.
Теплее нет моря на свете...
Меня называют «Валерий-баба»
Прелестные горские дети.
Сердце горца
Мамеду Халилову
Бесконечные войны, раздоры,
С благодатной равнины не раз
Оттесняли людей этих в горы
На ладони холодных террас.
Согревают их бурки овечьи...
Чтобы люди не гибли в горах.
Где дышать и растениям нечем.
Сердце большее дал им Аллах.
Как орлам, что обид не прощают...
Верность горным вершинам храня,
Сердце большее больше вмещает
И обид, и любви, и огня.
* * *
Ещё рывок, и я – на стрежне.
В безбрежность мчит меня река.
Уже в тетрадь о жизни прежней
Ложится за строкой строка.
Холодным светом проясняются
Над головою небеса.
Попутным ветром наполняются
Судьбы тугие паруса.
В глаза людей с годами пристальней
Смотрю – и знаю наперёд,
К какой меня причалит пристани,
К какому берегу прибьёт.
* * *
Кораблик ложится на левую сторону,
Все – к правому борту стремглав,
как по сговору.
Кораблик качается вправо, тогда
Все – влево,
и всех поглощает вода.
* * *
Крупицы драгоценного металла
Осели на писательский листок.
Но сколько пыли золотой
В отвалы
Нещадно вынес времени поток…
Ласточки
Из соломинок и пыли
В мае месяце, в конце,
Ласточки гнездо слепили
У меня в резном крыльце
Деревянного домишки,
Где я лето провожу,
Где свои кропаю книжки,
Чистым воздухом дышу.
Как могу, рыхлю землицу –
Не колхозную – свою,
Спать ложусь, как смолкнут птицы,
Вместе с птицами встаю.
Всё идёт по распорядку, –
Помолился за грехи,
Посадил картошки грядку.
И – за дело – за стихи.
К удивлению лингвистов,
Тем и строчек – не краду.
Не пропал при коммунистах,
И теперь не пропаду.
Есть и вера, и доверье,
И во всём своё лицо...
А в моём крыльце над дверью
Кормят ласточки птенцов.
* * *
Леса, торфяники, поля,
Большак, зовущий в путь...
Мне силы давшая земля,
Благословенна будь.
За то, что лишь в родном краю
Удачлив был в делах,
Люблю тебя и вдаль смотрю
Сквозь слёзы на глазах.
Моя фамилия
Осенив меня крестом
От беды, от сглаза,
Мне поведал дед о том,
Что я знать обязан:
«После Дмитриева Дня
За полвека до меня
У лихого атамана
Епифанова Степана
К удивлению села,
Жинка тройню родила.
Три мальчишки-близнеца,
Ростиком – с напёрсток,
Озадачило отца:
Как назвать потомство?
Сбережет ли Бог троих?
Выживут-то все ли?..
Искупали в церкви их
Всех в одной купели.
На крестинах под вино
Мудрствовать не стали,
В честь святого всем одно
Имя Дмитрий дали.
В доме прибыль – три души,
И по Божьей воле
Подрастают малыши,
Как колосья в поле.
Только их родная мать,
Чтобы впредь не путать,
Стала деток называть:
Митя, Мутя, Путя..
Годы шли, росла семья,
Внуки подрастали.
– Чей ты, мальчик? – Мутин я! –
Так и записали.
Благодарен я родне,
Предку Мите-Муте.
Кровь бунтарская во мне...
Бдительными будьте.
* * *
Мы прошлое не будем ворошить –
За будущее на душе тревожно, –
Ведь ты не та, с которой можно жить,
А та, жизнь без которой – невозможна.
* * *
На нас из преисподней бесы
Глядят сквозь тёмные очки,
Как мы на древо жизни лезем
И рубим за собой сучки.
О том не думаем, безумцы,
Что нам не в райские сады,
А на бесовские трезубцы
В итоге падать с высоты.
* * *
Нам вместе быть не суждено.
Покончив с будними делами,
Любви волшебное вино
Мы пьём за разными столами.
Ты реже стала мне звонить,
Я – уходить из дома реже...
Нас Бог бы смог соединить,
Но Бог – безгрешен.
* * *
Ни проклятья, ни стона –
Молчалив и велик,
И суров как икона,
Милой родины лик.
Край знакомый до боли,
Это ты иль не ты?
Только зазимок в поле
Стелет ночью холсты.
* * *
Ночь на небе рассыпала бусы.
Жить на свете нам, Бога моля.
Без Него мы – комический мусор
На зелёной планете Земля.
Операция «чечевица»
со слов Адани Умаева
Тех лет незаживающая рана:
Не в поле боя, не в родных горах –
В безжизненной пустыне Казахстана
Аллаху душу отдавал вайнах.
Свою семью искал он. И казахи,
Тому, кто ноги волочил с трудом,
Дом указали, где живут вайнахи.
Но не его тот оказался дом.
Не дом – скорее ветхая лачужка.
С недавних пор, как все другие, в ней
Нашла приют изгнанница-ингушка
С единственною дочерью своей.
Глаза голодные смотрели строго
На гостя в свете тусклого огня.
А гость, кивнув им головой с порога,
Солгал, сказав хозяйке: «Ждут меня,
В соседнем доме ждут меня сегодня»,
И удалился, твёрдый, что скала,
Как горный волк бесстрашный и свободный –
Была в крови вайнаха нохчалла*
Затем солгал, чтоб женщин не судили:
Из дома гость – хозяину укор.
Не сделай так, его б не отпустили,
Не дав приюта по закону гор.
Но он – чеченец. Быть не мог он гостем
У женщины свободной, но чужой.
Честь женщины у всех народов горских
Превыше чести ценится мужской.
Тех лет незаживающая рана:
Не в поле боя, не в родных горах –
В безжизненной пустыне Казахстана
Аллаху душу отдает вайнах.
---
*Нохчалла – кодекс чести вайнахов, свод моральных,
нравственных, этических норм и законов,
составляющих их духовно-нравственный менталитет.
Перо Жар-птицы
Летний вечер.
Река.
Беседка.
Санаторий «Сосновый бор».
Я.
Мария – моя соседка.
Доверительный разговор:
1
– Говоришь, что слагаешь песни,
И что любит тебя народ,
Но скажи – проживём мы вместе
На писательский твой доход,
Если я, вдруг, твоею стану.
Если вправду сойду с ума,
Зарабатывать перестану,
Став твоею, поэт,
Сама?
2
Содрогнулась душа от вопроса.
Что скажу я любимой в ответ?
Проза жизни – суровая проза,
Подчинился, и ты – не поэт.
3
– Нелегко, я согласен, Мария,
Нам с тобою плыть в лодке одной.
И тебя не смогу – хоть умри я –
Золотою осыпать казной.
Не такая мне выпала доля,
Чтоб в ночи подбивать барыши.
Моя доля – полынное поле,
Где кочуют весь год миражи.
Где ко мне, когда солнце садится,
По ночам, всему миру назло,
Свет даря, прилетает жар-птица...
И звенит золотое перо.
* * *
Пусть жизнь – лишь миг,
Я благодарен мигу...
Сверкнув трескучей молнии
под стать,
Моя душа переместилась
в книгу –
Вы можете её перелистать.
Река Потонуха
В понизовье, где сыро и глухо,
Где гнездится бекас по весне,
Затерялась река Потонуха,
Чью-то тайну храня в глубине.
От того ли, что мало ей света,
От ключей ли, что били со дна,
Даже в самое знойное лето
Остаётся студёной она.
В понизовье весенней порою
Мне на встречу к любимой идти.
Как беззвёздное небо ночное,
Потонуха легла на пути.
...Чтоб мы реже в разлуке скучали,
Больше было счастливых минут,
Потоните вы, наши печали,
В речке, что Потонухой зовут.
Святки-колядки
Свети, свети, месяц,
Ясные звёзды...
Собирались дети,
Коляду кричали:
«Коляда-меляда,
Выдай ломтик пирога,
На заварочку чайку
Да кусочек сахарку...»
Неподъёмна для юноши ноша.
Подвело под шубёнкой живот...
Вдоль деревни попович Алёша
Мать свою на салазках везёт.
Я не помню печальней картины:
Плачет он, подаянье прося.
Руки тонкие, как хворостины
Вдоль тщедушного тела висят.
«Ещё косточку мясца,
Да яичко до поста...»
Сокрушённое сердце – что камень.
На замке у соседей крыльцо.
И мальчики бросают снежками,
И девчонки смеются в лицо.
Лишь одна, в сарафане неброском,
От отца-лиходея тайком
С попадьёй и убогим подростком
Поделилась последним пайком.
И взамен ничего не спросила,
Лишь небесный потупила взгляд.
... Эту девочку звали – Россия,
Большевистский презревшая ад!
Северное сияние
О том, что в памяти сберёг:
Колхоз... беспаспортная зона...
Сказала мать: «Беги, сынок,
Здесь оставаться нет резона».
Не дезертир, не патриот,
Я справку выправил и вскоре
Покинул дом, ушёл в народ,
Вернее – укатил на море,
На Север, где простор свинцов,
Свинцов залив, свинцовы тучи.
Случилось, Николай Рубцов
Мой самый первый был попутчик.
И мой товарищ в стороне,
Что именуют Заполярьем.
Не зря запомнился он мне
Весёлым северным сияньем.
В плену вокзальной кутерьмы,
В кругу шпаны и прочей «швали»
Голодные, друг другу мы
Черновики свои читали.
А за стеной – шумел прибой.
И так близка была победа.
И кто сказал, что за собой
Корабль не оставляет следа?
Свободы дух вселялся в нас,
Взрослели мы, и зрело Слово,
Наш голос креп – за что подчас
Судьба карала нас сурово.
* * *
Смерть за мною приходила
Много раз. Не тут-то было!
КГБ меня гнобило –
Устоял. Не тут-то было.!
Полоснул ножом верзила –
Не убил. Не тут-то было!
Пасть медведицы смердила
Мне в лицо... Не тут-то было!
Как бы жизнь меня ни била –
Не умру. Не тут-то было.
Таракан
В чемодане полосатом,
Где патроны ворохом
Таракан сидит усатый
На коробке с порохом.
Пусть сидит – я не в ответе
За жильца усатого.
Сам живу я на планете
Начинённой атомом...
Треска
Когда скосили рожь под рощей.
Нас голод взял в свои тиски.
Ночами тёмными на ощупь
Мы собирали колоски.
Но не всегда на ниве тощей
Спасала нас ночная тьма.
Стерню стерёг сосед-доносчик:
Узнает – матери тюрьма.
И всё ж с бедою неминучей
Нам разминуться повезло.
То ль Бог помог нам, то ли случай:
Пригнали пленных к нам в село.
Они с конвоем в лес ходили
Волкам обложенным сродни...
Но их – пусть плохо – но кормили.
Не мёрли с голоду они.
Со всей округи спозаранку
К вражинам в гости воровски
Сбегались мы, войны подранки,
На запах дыма и трески.
Головки клевера, да щавель –
Вот всё, что мы совали в рот.
А тут вот рыбой угощали
Враги пленённые сирот.
Давно войны умолкли трубы.
Мне годы серебрят виски.
Но и поныне помнят губы
И соль, и сладость той трески.
* * *
Успенский храм, окладов позолота,
Пречистой Богоматери Покров.
При входе на стене из местных кто-то
Оставил надпись: «Бога нет. Петров».
С тех пор прошло лет двадцать и всего-то.
На днях, устав от пройденных дорог,
Зашёл я в храм и прочитал у входа:
«Петрова нет!»
И сверху надпись: «Бог».