Владимир Беляков

Владимир Беляков

Новый Монтень № 22 (622) от 1 сентября 2023 года

Добрый Сеня (часть 3)

Раз, два, три, четыре, пять –

Вышел зайчик погулять…

Детская считалочка

 

Окончание

 

Часть 1 в № 19 (619) от 1 июля 2023 года

Часть 2 в № 20 (620) от 11 июля 2023 года

 

Глава VIII

Пропавшая невеста, или, кстати о помидорах

 

Город Ухдрюйск стегала пурга.

Разогнавшись по пустынным просторам Восточно-Сибирского плоскогорья, тёплый ветер Азии обрушил на балок Сени Зайчикова мегатонны снежной пыли. Балок содрогнулся, но тепло держал.

Сеня, вольготно развалившись на лежанке, иногда всхрюкивая от удовольствия, читал последнее издание горячо и преданно любимой книги «Производство альфрейно-живописных работ» большого теоретика малярных дел А. Е. Семифлюсова.

Ему мерещился новенький мраморный дворец в центре Ухдрюйска, где он по заказу горсовета выполняет альфрейные работы, руководствуясь последними предначертаниями А. Е. Семифлюсова.

Вдруг распахнулась со звоном дверца ходиков с рисунком «Штурм Зимнего», и облезлая кукушка проорала два раза. Кот Рейсмус хищно оскалился.

– Не ори! – предупредил Сеня птицу.

На дворе вежливо гавкнули.

Сеня неохотно слез с лежанки.

За порогом белый свет заслонял хорошо бритый мрачный тяжеловес Степан Фролыч Покусаев, в прошлом бухгалтер, а ныне – массовик-затейник дома культуры «Синельга». Рядом тактично скалился, игнорируя ворчание Шерхебеля, почти породистый кобель Пиночет с мордой, похожей на мясорубку.

– Заходите, – вежливо предложил Зайчиков.

Степан Фролыч Покусаев заполнил собой всю комнату. Он распахнул пальто с бобровым воротником и сразу стал похож на Шаляпина с картины Кустодиева. Пиночет лег у кастрюли с борщом и уже не вставал.

– Вы знаете, Сеня, я вчера хотел жениться.

– Ты бы развёлся, Фролыч.

Покусаев перестал быть памятником Шаляпину, внимательно осмотрел комнатушку и грустно сказал:

– Понимаете, Сеня, у меня пропала невеста.

– Не может быть! – воскликнул Зайчиков, совсем не удивившись, так как Степан Фролыч Покусаев был многолюбом, всех своих невест искренне уважал, всегда всерьёз хотел жениться, но что-то вечно мешало, и свадьбы расстраивались, едва успев назреть.

Это его угнетало. Но чем мрачнее он шутил на работе, тем громче смеялась публика. Очередная поклонница смешного таланта рассказывала Покусаеву о вечной преданности, и они деятельно начинали готовиться к бракосочетанию.

– Понимаете, Сеня, мы двигались в загс. Расфуфырились, как на ёлку. Она в чём-то белом. И… Вот! – Покусаев вытащил из недр необъятного пальто что-то почти прозрачное и воздушное. В балке густо запахло Францией.

– Что это?

– Фата.

– А где всё остальное?

– Это всё, что у меня осталось от любимой! – гулким шёпотом сообщил Покусаев.

– Слушай, Фролыч, а поподробнее нельзя?

– Можно. Понимаешь, Сеня, мы направлялись в загс…

– Дальше!

– А по дороге решили заскочить в пивбар – принять по кружечке для смелости и гладкости речи.

– Кто решил?

Степан Фролыч Покусаев смутился.

– Понимаешь, Сеня, мы с Пиночетом её всю ночь искали, и вот он привёл меня сюда. Мне кажется, Сеня, он хотел этим сказать, что только ты мне сможешь помочь.

Пиночет заскулил и виновато отвёл глаза.

Сеня покосился на «Производство альфрейно-живописных работ» и обречённо сказал:

– Ладно.

Пивбар «Глубокая скважина» по случаю пурги пустовал.

Покусаеву обрадовались. Пиночет ушёл на кухню.

– Я не оставлял вчера здесь круг копчёной колбасы? – спросил Покусаев у барменши – мелко завитой блондинки в разгаре бабьего лета и белом кокошнике.

– Колбасу, извините, съели! А вы, Степан Фролыч, – весёлый мужчина. И ваша жена…

– Что моя жена?

– Она так красиво танцевала с Бабулей.

– С кем?

Тут Сеня заметил Весёлую Бабулю – безобидную идиотку и страстную поклонницу пивовремяпрепровождения. Она была кругла и опрятна, любила петь военные песни, а обидевшись слёзно голосила:

– Меня гестаповцы насильничали, да не сломали! А ты, мелочь пузатая… – Впрочем, через минуту обида забывалась.

– Где моя жена? – строго спросил Покусаев.

– Не знаю, милок.

– Вместе они уходили, я видела, – крикнула барменша.

– Не верь, милок, кофточку мине вчерась подарили от щедрот. Вот я пошла её примерять… Одна.

Покусаев сосал пиво, как Сократ цикуту.

Спас его породистый мужчина с западноевропейской улыбкой, одетый в отглаженную форму ГВФ.

– Приветствую вас, Степан Фролыч! У вас что, кризис жанра? Бросьте! Это вам не идёт. Я сей минут принесу много пива, и мы душевно покалякаем о вашем несчастье.

– Кто это? – спросил Сеня.

– Контрразведчик Кнопочкин.

– Кто?! – испугался Сеня.

– Он бывший контрразведчик, а теперь грузчик аэропорта.

– А почему в лётчицкой форме?

– Профессиональная привычка, – туманно пояснил Покусаев. – Вот, Сеня, рекомендую. Это Кнопочкин – хороший парень. Правда, в его жизни есть чёрное несмываемое пятно. Он попытался споить английскую королеву.

– Как вам показалась королева? – вежливо спросил Сеня.

– Крепкая баба! Ей бы водку губить, а она шампанское лакает, – по-простецки сказал Кнопочкин, расставляя пиво и закуску – тонко нарезанного копчёного окуня местного излова.

– Ты лучше расскажи, как отрывался от хвоста по узким улочкам Лондона.

– Было дело, – начал Кнопочкин. – Эти волчары из ЦРУ приделали мне на передний мост такую маленькую штучку. Вот она в самый неподходящий момент тихонечко так хлопнула, и колесо отвалилось. Моя «Альфа-Ромео» въехала сквозь витрину прямо в кафе – а я даже название не успел заметить. Помню что-то на Б. Ну тут звон стекла, грохот и всё прочее, а англичане – молодцы! Даже стаканы не поставили. Только двое, которые с краю сидели, поморщились, но это потому, что у них газеты помял немного. Правда, я извинился и вежливо попросил официанта показать чёрный ход.

– А он? – выдохнул Сеня.

– Провёл и просил заходить почаще.

– А вы?

– По пожарной лестнице на крышу. В Лондоне хорошие крыши – подряд лепятся и труб много. Тогда ещё камины углём топили. Из каждой трубы дым столбом. Ну и в этом дыму я ушёл…

– Ух ты! Как в кино! – прошептал потрясённый Сеня.

– Да, были времена! – скромно сказал Кнопочкин.

 

Покусаев не находил себе места, комкал салфетки и сучил ногами.

– Надо её найти.

– Кого? – насторожился Кнопочкин.

– У него невеста пропала, – пояснил Сеня.

– Найдём! – Кнопочкин резко встал и повелительно бросил:

– За мной!

И они окунулись в пургу. Бледный пузырь солнца качали снежные струи. Небо блистало жёлтой латунью. Редких прохожих гнули колкие вихри.

– Словно лысый клоун, кривляется в небе солнце, – свирепо продекламировал Покусаев.

– Что? – удивился Кнопочкин.

– Это он так шутит, – объяснил Сеня.

– А куда мы идём?

– Ко мне, – буркнул в воротник Кнопочкин.

– Зачем?

– У меня там кое-что припрятано.

– Что? – тупо спросил Покусаев.

– Ты ведь не знаешь, где скрывается твоя невеста? – терпеливо начал объяснять Кнопочкин.

– Не знаю. А почему скрывается?

– Понятия не имею, но зато я знаю, как её искать.

Покусаев подумал немного и сказал:

– Логично.

Дальше они шли молча, зажмурив глаза, след в след за Кнопочкиным. Пурга буянила нешутейно.

– Ну вот и притопали! – Кнопочкин затолкал их в парадное двухэтажного барака – ровесника Ухдрюйска. У батареи отопления грелись бездомные собаки и влюблённые. Пиночет радостно гавкнул. Кнопочкин потыкал ключом в обитую кровельным железом дверь с устрашающим трафаретом «Не мочиться – высокое напряжение» и гостеприимно повел рукой.

– Прошу.

– Вот это да! Вы ещё и художник?! – удивленно спросил Сеня, а монументальный Покусаев застыл столбом, ибо каждое его движение грозило обвалом, завалом и лавиной, к тому же он всерьёз обеспокоился за бобровую шубу.

– Это мастерская моего друга – художника Бонифатия Кузькина. Он поехал получать премию.

– Государственную?

– Да. От журнала «Лесная промышленность». Он им придумал новую обложку. Раньше там скалился мордатый лесоруб с мотопилой «Дружба», а теперь будет улыбаться девушка в ситцевом платьишке, сажающая юную сосенку на фоне металлургического гиганта.

Сеня пощупал мольберт и сказал:

– Здорово!

– Ну и что? Где моя невеста?! – закапризничал Покусаев. Любовь сделала его нелюбознательным.

Кнопочкин выудил из-за подрамников початую бутылку «Перцовки», достал из кармана лётной шинели недоеденного в пивбаре окуня и сгоношил всё на полированном ящике с дюралевыми ножками.

Сеня Зайчиков в душе был художником и сейчас, попав в святая святых, жадно глазел на кучи атрибутов и причиндалов обожаемого искусства.

На мольберте висел кружевной лифчик сказочного размера. Из-под него кокетливо щурилась обнажённая хозяйка ажурного чуда. Она напомнила Сене воздушную женщину с помидорами.

– Сеня! Ты чёрствый человек! Я просил у тебя помощи, а ты голых баб разглядываешь.

– Не волнуйся, Степан Фролыч, через тридцать минут я приведу её. Даю слово профессионала.

Кнопочкин с сожалением глянул на «Перцовку» и удалился.

Покусаев впал в меланхолию.

– Фролыч, ты не переживай так! Найдет он её.

– Да?! Женщина, Сеня, посложнее ЦРУ. Может быть, он и пил с английской королевой, только с моей Стешей ему не совладать.

Сеня Стешу не знал, а говорить и думать о другом Покусаев не мог. Разговор не клеился.

И вдруг без стука вошла большая женщина в красном пальто с рыжей лисицей, малиновых сапогах, бордовых варежках, губы – алым сердечком.

У Сени случилось сердцебиение, Покусаев же поморщился.

– А где Бонифатий?

– Нет его, – грубо сказал Покусаев.

– Я вижу.

– Он за государственной премией уехал, – сильно волнуясь, сообщил Сеня.

– Да?! – с интересом сказала воздушная женщина. /Сеня не мог ошибиться/. Гостья расстегнула пальто, под которым пушился свитер цвета поздней зари.

По мастерской заметались багряные всполохи, а в Сене проклюнулся поэтический дар.

«Она похожа на рыбацкий костёр в рассветном тумане», – подумал он.

– Когда же он вернётся?

– На той неделе, – с ехидством сказал Покусаев.

– Мы не знаем, только вы не сердитесь на Фролыча. Ему плохо! У него невеста пропала.

– И правильно сделала.

– Это почему же?

– А потому, Пахомыч, что вы грубиян и зануда.

– Во-первых, Степан Фролыч, во-вторых…

– Не важно.

Покусаев замкнулся в своих бедах и обидах.

– Как вас зовут? – робко спросил Сеня, покраснев до залысин.

– Ах, зачем это вам? – досадливо бросила воздушная женщина, но, взглянув на смущённого Сеню, медленно сказала:

– Алла.

Ведь настоящий душевный порыв редко остаётся без ответа.

– Как вам идёт это имя! – пылко воскликнул Сеня.

– Да?

– Ага! А знаете, Алла, я вас видел во сне. Вы были в оранжевом плаще, а в руке – сетка с помидорами. Только я вас не досмотрел, мне помешали. Я вас тогда назвал воздушной женщиной.

– Правда? – совсем другим голосом спросила Алла.

– Ага, – тихо признался Сеня.

Дверь опять открылась, и в мастерскую вошла маленькая женщина в чёрной каракулевой шубке и папахе. Над ярко-синими губами чернела полоска усов. За ней возвышался довольный Кнопочкин.

– Степунчик! Радость глаз моих. Вот я тебя и нашла, – низким драматическим голосом рявкнула дорогая пропажа.

– Ох! – отрешённо сказал Покусаев.

– Кажется, мне пора на работу, – сообщил бывший контрразведчик Кнопочкин, стараясь не встречаться с тяжёлым взглядом Покусаева.

– Мне тоже пора, – поднялась Алла.

– Можно я вас провожу? – робко спросил Сеня.

– И ты покидаешь меня, – грустно сказал Покусаев.

– Степунчик! Ну, конечно, он должен проводить даму. Что-то я тебя не пойму! Ты мне не рад?

– Рад, – хмуро сказал Покусаев. – И очень сильно.

– Да, Сеня, пойдёмте. Пахомычу с невестой надо побыть наедине.

– Фролычу, – поправил её Покусаев.

– Не важно.

Сеня умоляюще посмотрел на Покусаева.

– Иди, иди – предатель!

– Степунчик! Ты меня совсем, совсем не любишь? – В голосе усатой Розы вызревали грозные рыдания.

– Люблю! – испуганно отрапортовал Покусаев.

– Ну так я пошёл, Фролыч?

– Идите, идите, Сеня, – сказала Роза, снимая папаху.

Пурга выдохлась. Из пустого жёлтого неба падали красивые снежинки. Было празднично и тихо. Алла сверкала, как маленький оазис осени среди зимы.

– Плохо с Фролычем получилось, – сказал Сеня.

– Так ему и надо!

– А за что, Алла, вы его так невзлюбили?

– Сеня, ты всегда такой добрый?

– Не знаю, – удивился он.

– А жена у тебя есть?

– Нет.

– Я так и знала, – засмеялась Алла.

– Почему? Она ушла.

– Дура она!

– Нет, – сказал Сеня, – она не дура. Это я нескладный человек.

– Ну и чёрт с ней! Знаешь, Сеня, не надо провожать меня.

– Почему? – испугался Сеня.

– Я сама тебя провожу. Кажется, меня, кроме мамы, никто не видел во сне. А там я была не очень толстая?

– Ты – воздушная! А наяву ещё лучше, – сказал Сеня, удивляясь своей разговорчивости.

– Говори, говори! Только чаем не забудь меня угостить.

– Ещё как! Только его надо купить.

– Купим. А ещё купим фартук. Представляю, что там у тебя творится.

– Я тебе сам выберу – такой ажурный с кружавчиками. Постой, – вдруг остановился Сеня. – А как же Бонифатий Кузькин?

– Это совсем другое. Мы с ним вместе учились.

– Так ты художница?

– Ага.

– А я маляр.

Алла крепко, по-хозяйски, взяла его под руку, и они пошли сквозь ломкий блеск изморози. Длинный, нескладный, с оторванной пуговицей на чёрном тулупе Сеня Зайчиков и сверкающая, как новенький автомобиль, женщина. Для полноты картины не хватает авоськи с пунцовыми помидорами, но летом их обязательно завезут в славный город Ухдрюйск.

Иллюстрации: работы автора