Владимир Брендоев

Владимир Брендоев

Золотое сечение № 34 (310) от 1 декабря 2014 года

Звёздный песок

 

Колесо жизни

 

Крутится жизни-бытья колесо

ночью и днём, даже если задремлешь.

Шар земной крутится, звёздный песок,

крутится всё, чему в мире ты внемлешь.

 

Крутится трудолюбивый народ,

кто побогаче, и тот, кто с долгами,

тот, кто счастливый, и тот, кто забот

не избывает, умывшись слезами.

 

Годы, как вёрсты. И жизнь, словно путь:

не угадаешь, как долго продлится.

Время идёт, колесо как-нибудь

бьёт колею и летит, словно птица.

 

След колеса, если ровен и прям,

наших детей приведёт сразу к счастью.

Но, может, в жизни другим колеям

следовать стоит, хотя бы отчасти

 

и не искать в жизни лёгких путей:

лёгкое – значит, пустое, удача –

птица пугливая, что без затей

вырвется в небо, судьбу околпачив.

 

Только трудом, сквозь солёнейший пот,

тяжесть дороги даст долгие годы.

В детях и внуках продолжится род.

Длятся дороги, кружатся восходы.

 

* * *

 

Заморских диковин кому-то не хватит

для полного счастья. А вот для меня

важнее нет леса спокойных объятий

да шири озёрной на все времена.

 

Была бы всегда сладкозвучна кукушка,

да хлеб на столе, и стояла бы соль,

и был бы родной человек в комнатушке,

чтоб смог разделить пополам мою боль.

 

Чтоб только топор понимал, сколько муки

он может извлечь из елового дня.

Мне слышать бы дятла задорные звуки

да видеть в лососе сиянье огня.

 

Не надо диковин. Поверьте, не надо.

Я видеть хочу, что реки берега

чисты, как и прежде, что озера пряди,

как некогда, радуги красит дуга;

 

что мамы любовь согревает нас вечно,

что всё людям в радость: и отдых, и труд.

Лишь было бы небо спокойно и млечно,

как счастие, что для других берегут.

 

Я вынесу всё, что судьба предназначит.

С родного колодца вода – молоко.

И кто любит родину – смотрит иначе

на многие вещи и дышит легко.

 

* * *

 

И вновь черёмуховый цвет,

и напролёт все ночи – белы,

и северный негромкий свет

дома качает в колыбели;

и деревенька сладко спит,

и дух черёмуховый льётся

и ничего не остаётся,

как полной грудью воздух пить.

 

И вновь черёмуха в цвету –

седеет, как седеют люди,

и бьёт листвою высоту

и аромат её повсюду.

И я с кукушкою года

считаю. Пусть она обманет.

И так черёмуха дурманит,

что всё иное – ерунда.

 

Пусть я состарился почти,

но кровь моя не охладела –

лишь стал спокойней. Обрести

мои года успели зрелость.

И я, отбросив суету,

вернулся к отчему порогу,

где невесомо тянет к логу

черёмуха свою фату.

 

И мнится мне, что где-то тут

я встречу юность непременно…

Но ожидания солгут:

возврата нет годам весенним.

Кукушка счёт ведёт годам,

черёмуха снежит на землю,

и я кукушке молча внемлю,

и вьюга льнет к моим ногам…

 

Два сна

 

По ночному небосклону

сонно катится луна.

Малый Сон везёт козлёнок,

оседлал Большой – коня.

 

К дому сны идут спокойно.

Малый Сон для тех, кто тих.

Если кто был день разбойник,

то Большой придёт для них.

 

Зимний Сон скользит на лыжах,

Летний – топает пешком,

забирается под крышу,

в колыбельку, в каждый дом.

 

К изголовью котик ляжет,

будет сказку бормотать.

Мама с котиком на страже –

будут буку прогонять.

 

Сон, что солнце, для ребёнка:

ты растёшь в его руках.

Плохо, если дню вдогонку

ты забыл о детских снах.

 

Осень

 

Доброе лето совсем износилось.

Листья с деревьев срываются прочь.

Пёстрый ковёр этот отдан на милость

ливню, что мнёт его день и всю ночь.

 

Вечером в сумерках слышно, что свадьбы

волчьи гуляют до самых ворот.

Ветер сильнее волков по усадьбе

воет и как же он широкорот!

 

День, как медведь обленившийся, в танце

древней старухой идёт за порог.

Если его растянуть, то на пяльцы

даже не хватит. А леса исток

 

с поля меняет на лисью окраску,

мехом линяет… И в женских руках

ниток клубок уменьшается в вязке

варежек тёплых, и осень – в дверях.

 

* * *

 

Промелькнули молодые годы –

беззаботно молодость прошла.

Волосы, что чёрны были сроду,

серебром осыпало сполна.

 

Мало ль было в жизни той веселья?

Мало ль было непогожих дней?

Ни на что не глядя, всё же пел я

и юлой крутился веселей.

 

Ветер пригибал к земле, но всё же,

как и раньше, с песней я живу.

Так же песней жизнь свою тревожу,

так же неба славлю синеву.

 

Видишь, старость открывает двери.

Я истёрся, словно медный грош.

Но в цене себя держу и верю,

что желаний не угаснет дрожь.

 

Тоска

 

Осенний ветер обрывает листья,

разносит их и кружит надо мной.

Удача что? Порой – из дома письма,

порой гроза над бедной головой.

 

Тоска, как обруч, обвивает душу,

да так, что не порвать, не разломить.

Земля чужая – это просто суша.

Кто здесь меня сумеет полюбить?

 

Кому какое дело до печали –

растёт она или идёт на спад?

Лишь мамы руки, что меня качали,

тоску затушат в этот листопад.

 

Предзимье

 

Ржавеют листья, опадают оземь.

Берёзе голой холодно. Темно.

Сорока чёрно-белая на осень

ругается, и дождь стучит в окно.

 

Витает дух заквашенной капусты.

Горят в лежанке и трещат дрова.

Стоит в углу козлёнком прялка тускло,

расставив ноги тонкие едва.

 

Хозяин засыпает, клюнув носом.

Тепло от печи наполняет дом.

Всё ближе холода. Предзимье. Осень.

И скоро снег всё выбелит кругом.

 

* * *

 

Плывёт горбушкой в ламбушке луна,

похожая на рыбу, а избушка,

состарившись за век, стоит одна

на кромке света у лесной опушки.

 

Спит дом карельский безмятежным сном

под крышею уже совсем замшелой.

И небо звёздным черпает ковшом

из ламбу воду, задевая ели.

 

Как невесомый селезень, плывёт

по ламбе лодка, и вода струится,

и слышно, как качает небосвод

осенний волчий вой, и кобылица

 

пугливая ушами ночь прядёт

на берегу высоком, и овина

пятно темнеет, и плывёт вперёд

моя лодчонка. Время воедино

 

связалось, и почудилось на миг,

когда телег колёса заскрипели,

мне воплениц рыдания и крик

среди уснувших звёзд в лесной купели.

 

* * *

 

Жадной лапой осень обобрала рощу:

унесла наряды, спрятала средь туч.

Я в свинцовом небе их искал на ощупь,

только дождь развеял листья среди круч.

 

Дождь косой изгадил двор когда-то чистый,

вереницей тучи убегают прочь.

Ветер под стрехою оторвал, как листик,

доску и колотит так, что мне невмочь.

 

Ест огонь поленья с треском. У лежанки

кот лежит нахально. Ветер над землёй

отбивает глухо деревом морзянку…

Шла б ты, осень, к лешим тропкою лесной…

 

Снег

 

Снег пушистый бел, как вата,

и следов никак не спрятать.

 

Почему же, снег сгребая,

вижу я невесту мая?

 

Почему же вспомнил ту

я черёмуху в цвету?

 

Я лишь раз её коснулся

и чуток умом рехнулся.

 

За окном метут метели.

Снег… Бессонница в постели

 

и черёмуха в цвету

сквозь ночную слепоту.

 

Зимнее утро

 

Утренний морозец. Зарево – в полнеба.

Полыхает пурпур, обжигает снег.

Снежные тропинки да сугроба гребень,

и избушек ладных слюдяной разбег.

 

А вчера под вечер просевала вьюга

снег, и в рог пастуший ветер задувал,

и теперь морозец кружит по округе,

щиплет нос и уши, всех защекотал.

 

В мягкий снег просели смазанные лыжи

и черёмух шубки белые кружат.

Кто летит лыжнёю, тот всегда услышит

свист и пенье ветра, что вокруг звенят.

 

Розовое утро. Воробьи хлопочут

в скирдах – то-то радость… И уже следы

люди проложили золотом цепочек,

от домов к колодцу, чтоб набрать воды.

 

Зима

 

Словно пух, снежок ложится

покрывалом белым-белым,

улетают в лето птицы,

мы становимся беднее.

 

Где их пенье, лес зелёный?

И куда всё подевалось…

На широком белом склоне

ель со снегом обвенчалась.

 

Ты скупа, зима, на краски

и весёлые наряды.

Но зимой приходит сказка –

Новый Год – и как мы рады,

 

что уже не монотонны

дни, и чарку пьём в согласье,

и так верим оснежённым

предсказаниям о счастье…

 

* * *

 

Счастливые минули наши дни.

Я знаю, ты меня не любишь боле.

Былое – помню, ты его храни

и счастлив будь, моей не зная боли.

 

Берёзе не уйти от жадных рук,

и гибнут ветви, сорванные грубо.

Счастливая любовь проходит вдруг,

когда в неё мешается безлюбье.

 

Обидно быть покинутой тобой,

но там, где тонко, там и рвётся пряжа:

поверил ты напраслине слепой,

и ранит слов несправедливых тяжесть.

 

Пройдут, быть может, долгие года,

при встрече ты меня проводишь взглядом,

как первую любовь, что навсегда

с тобой осталась, мой любимый, рядом.

 

* * *

 

Если бы я знала, что придёшь ко мне ты,

я б навстречу мчалась, чтоб тебя обнять.

Отмахала б вёрсты, оседлала б ветер…

Если бы я знала, что придёшь опять…

 

Если бы я знала, по какой тропинке

ты летишь навстречу сердцу моему,

я б на той тропинке – ни одной пылинки –

вымела бы чисто, как в своём дому.

 

Если бы я знала, что придёшь ко мне ты,

высушила б росы тёплою рукой

и тебе дорожку залила бы светом,

янтарями солнца, а не злой луной.

 

Если б только знала, что придёшь ко мне ты…

 

Случайно

 

Я в этот день случайно шёл по полю.

Случайный ветер шелестел в траве.

Ты шла навстречу в светлом ореоле

случайно, улыбаясь робко мне.

 

Ты покраснела, словно бы от стыни,

а по подолу каплями огня

катилась клюква, и себя отныне

я потерял случайно среди дня.

 

Не знаю, что со мной приключилось:

остолбенело пугалом стоял,

глядел на диво, сердце быстро билось,

и день, как клюква, был случайно ал.

 

Жужжал комар случайный между нами,

а ты случайно улыбнулась мне

своими васильковыми глазами,

и день дрожал меж нами в синеве.

 

Случайно вспомнил я былые встречи,

тебя случайно милою назвал.

Случайный день сменил случайный вечер.

Цветы случайно я тебе отдал.

 

И достоверно знаю, что случайно

ты обернулась, уходя домой.

Закат звенел над головой венчально

в тот день, когда я встретился с тобой.

 

Весна

 

Слаб утренник, и немощен мороз,

и ты не прыток – силы на исходе.

Среди вздохнувших теплотой берёз

я радуюсь весенней непогоде.

 

Портянки туч – дырявое тряпьё –

куда летите и чего спешите?

За снежной лавой? Так весна её

обогнала, и берега расшиты

 

сияющим руном: барашки ив

дрожат над полноводною рекою,

весенняя черёмуха, ожив,

ластится к пашне белой головою.

 

Весна пришла и принесла дары:

тепло для старых и любовь для юных.

Мне не уснуть до утренней поры

весенней ночью, собирая руны.

 

* * *

 

Деревенька к лету –

нежная девица.

Краше нет к расцвету

избяного ситца.

 

Пусть тоска шныряет

целый год без толку.

Птицы засверкают,

заиграют шёлком.

 

Улетят тревоги

среди леса звона.

К милой бью дорогу –

крылья режут кроны.

 

Откукует птица

счёт в лесу деревьям.

До утра кружится

под гармонь деревня.

 

Последнее стихотворение

 

Простите все, пред кем я был в долгу.

Земная жизнь моя идёт к закату.

Уже стоит на тонком берегу

моя долбёнка, мягкая, как вата.

 

Белее снега саван в ней лежит.

Легко жилище новое. Как полно

жизнь прожита! как в воздухе дрожит

тягучий запах этой лодки смольной!

 

Жалею, что немногое успел.

Добра большого никому не сделал.

Всё от того, что было много дел

здесь, на земле, у старого карела.

 

Могильный крест, прошу, не рушьте мне.

Простите все невольные ошибки.

Я честно жил карелом на земле.

И вот плыву в своей последней зыбке.

 

Перевёл с карельского Георгий Чернобровкин