Юлия
Резина

Детские голоса

Соловьиная молитва

1.

Господи, храни птенца –

Желторотого, родного!

Он щебечет без конца,

Он летает бестолково,

Но бывает, как бы вдруг,

Сам того не понимая,

Золотой и чистый звук

Он из сердца извлекает –

Видно, зёрнышко души

Прорастает потихоньку.

Господи, не разреши

Кукарекать соловьёнку!

Подари ему, как мне, 

Это тайное уменье:

Вверх, по звуковой волне

К звёздам до изнеможенья

Восходить, чтобы как срок

Нам настанет распрощаться,

Он умел на звёздный ток,

И на ветер опираться.

2.

Возьми смычок! Возьми скорей!

Обрушь, мой мальчик, Бога ради,

Неомрачённого Вивальди

На высохшее русло дней!

С ума сойти! С ума сойти –

Как накатило, подхватило! –

Провинциалочка-душа

Глаза от счастья закатила

И поплыла туда, за край

Земной бессмыслицы и быта –

Вся жизнь – разбитое корыто,

А ты – играй, играй, играй!

Ликуй! Душе, вслед за тобой

Позволь взойти над отчужденьем,

Над горьким счастьем заблуждений,

Над вечной ямой долговой!

Когда-нибудь ты мне простишь

То иудейское упорство,

Что от грядущего сиротства

Тебя спасёт. Играй, малыш! –

Твержу, – играй, смотри, внемли! –

Не приведи, Господь великий,

Дитя без книги и без скрипки

Однажды бросить меж людьми!

О, ты меня ещё не раз

Поймёшь, когда в печаль и стужу,

Коль не свою – чужую душу

Утешишь, как мою сейчас.

3.

Пусть бежит себе, – не гляди, дитя, 

На две амфоры – золотой песок... 

Паруса мои – дни, года летят, – 

Ручеёк судьбы, волосок.

Власяница – жизнь: не взлететь, вздохнуть! 

Лишь любовь вольна – всю до донышка – 

От меня – тебе, – её вечный путь!

Забирай, лучись, моё солнышко!

Мы с тобой, дитя, из одной горсти, – 

Как пролился свет от Творца отцу...

А теперь тебе будет что нести, 

Будет что отдать своему птенцу. 

Мы с тобой, дитя, от одной волны,

Как накроет вдруг, так пойдёшь за ней... 

Всё смотрю – смеюсь: как ещё малы 

Твои пальчики для моих перстней!

Морские туманы

1.

Возвратись, мореход, по волне, по весне,

по любви!

Полюби возвращенье, прощенье, объятья,

Шёлк летящий весеннего платья,

Взрыв и обморок страсти в крови.

Мореман, мореход, одолей

Недуг мании шторма, штурвала,

Чтобы море покорно лизало

След ступни королевы твоей.

Берег, быт полюби, мореман, –

Штилевой, незатейливый глянец,

Но о том, что «Летучий Голландец»

Режет парусом чёрный туман

По морям твоих снов, гореман,

По девятому валу в крови,

Умолчи! 

Возвратись, капитан,

По звезде, по судьбе, по любви!

2. Капитан

Памяти старейшего капитана-полярника К.К. Бызова

Снова скулой ледокола расколотый,

Вдребезги, склянки, осколки разбитый,

В россыпи брызг незакатного золота

Шёл под винты океан Ледовитый.

С дизельным грохотом, рыком и рокотом

Он сокрушался, крошился на льдины,

Бился в канале расколотым кобальтом,

Туго вращался хрустальной турбиной –

Аквамариновой, с искрой малиновой,

Вспоротой веною голубокровной

Над суетою земною, рутинною –

Невероятный, бездонный, безмолвный.

Будто бы тайну вулкана глубинного – 

Алую лаву любви титаниды

Держит надёжно под синей лавиною

Мрамор могильный – ледовые плиты.

А в запредельное иллюминатором 

Близкое небо – такою дорогой...

Что капитан – этих льдов прокуратор ( он –

Старый полярник, партиец, диктатор)

Вдруг тихо спросил: «А Вы верите в Бога?»

3.

И снова полярного бреда

Видения ночью и днём,

Архипелаг Норденшельда

Весь высвечен синим огнём.

В разорванных льдинах зелёных

Хрустальная хлещет струя,

И в этом просторе безмолвном

Извечный абсурд бытия

Не давит, не мучает горла –

Помиловал, бросил: «Дыши!»,

И вовсе не надобно формул

Для постиженья души.

А иначе, где бы взять силы

Осилить бессилие слов

И ранние Ваши седины,

И склянку песочных часов.

Музы времён листопада

1.

О, музы времён листопада –

Крылатое слово лови! –

Летит золотая армада

По волнам разлада, распада,

И всё – о любви, о любви,

О лютых лавинах сирени

И лунных истоках родства...

А жизнь – череда поколений,

И сага «О жизни растений»,

И мёртвая эта листва...

2.

Индейской осени ленивая неспешность –

Сентябрь давно ушёл, но сад зеленогрив,

Чуть позолочен – о, святая безмятежность!

Свирелей времени заоблачный мотив

Настойчиво звучит, пусть исподволь, но внятно –

Не устаю внимать – мой абсолютен слух...

Давно растаял век... Я знаю безвозвратно

Ночь соловья уйдёт, лишь пропоёт петух.

Рассвет рассыпет гроздь огранки редкой трелей

Секундам расклевать – ни звука не спасти!

Вчера в ночном саду так долго я смотрела,

Как вдовый лебедь плыл вдоль Млечного Пути...

3.

Начни последнюю тетрадь!

Смотри, внемли и осень сада

Возьмись (дерзни!) живописать –

Живую сагу листопада!

Пройдись чуть исподволь, легко

По эвольвентам волн полёта –

С игристостью «Вдовы Клико»

Дождь ретуширует пустоты –

Просветы, прозу октября:

Исчезновенье одеянья,

И блик сиянья сквозь зиянье

Скользит, пейзаж животворя.

Смелей! Палитры не жалей!

Озвучь партитой! Аллемандой

Окрась уныние дождей,

Салют рябины над верандой.

Вендетты привкус обозначь:

О, страсть борьбы боры* с листвою!

Ну, что с тобой, мой друг, не плачь!

Не все дороги в Рим – к покою,

Пожалуй, все... Уже темно.

В прощальном жесте лист янтарный...

Оставь тетрадь, закрой окно.

И лист осенний календарный

Сорви! Мой друг, допей вино...

________

*Холодный, порывистый ветер

Но Моцарт...

Ну что ты, ну, право же, что ты!

Минута – сердечная слабость...

Рассвет акварельною нотой,

И женщины: «Что, моя радость? –

Внезапно, не к месту, с тревогой...

Луна утонула в затоне...

За тонкою мгой недотрогой

Рассветная роза в бутоне...

С тревогой, внезапно, не к месту,

Как будто действительно ранен,

И птичья испуганность жеста

До боли, до кома в гортани.

А жизнь – расставанья залогом,

Фортуны игра роковая...

Но женщина, море, дорога,

Но слово под Боговым оком,

Но Моцарта сороковая...

2018

Песня Сольвейг

В чаше сердца настой из Господней горсти –

Пей, возлюбленный, пей, не иссякнет нектар.

Слышишь, парус разлуки над нами свистит,

И рассвет раздувает пожар.

Это глупое сердце – бездонный сосуд!

Пей, возлюбленный, пей, не иссякнет исток.

Прибывает волна. Скоро склянки пробьют.

Помолюсь за тебя на восток.

Не вернёшься. Прощай! Не зову. Не корю,

Но едина незримая нить.

И подругу свою в чужедальнем краю 

Чьей любовью ты будешь поить?

Я тихонько пойду по каёмочке дня 

Прямиком, босиком по зелёной траве.

Мне расскажет о том, как ты любишь меня,

Шепелявый шептун – шелест ветра в листве.

* * *

По чьим лекалам клён отлит и раскалён?

Кто колокол окликнул спозаранку

И гулом расколол кликушество ворон,

И памяти открывшуюся ранку 

Засыпал солью? Кто переписал сюжет

Скрипичный на триумфы геликонов?

Фальшивит и шипит шершавый флажолет,

Терзая слух разбуженных бутонов.

Тоннель глагола кто закрыл прощальным «эл»

И по ухабам памяти покатой

Толкнул и отпустил в далёкий беспредел

Ночей, цветущих вишен и закатов?

Кто допустил из вен изгнание огня,

Вложил меж нами вертикали миль, и...

Кто времени позволил исцелять меня

Своей спасительной лоботомией?

Привкус счастья

1.

Парус

Парус, парус – парящий, весёлый!

Мимо бухт малахитовых лета,

Над бедою моей невесомо

Ты летишь в волнах моря и света.

Словно голос поющей сирены,

Искушаешь бродячую душу –

А она: «Лучше пеной, чем пленной!

Дом разрушу и клятвы нарушу!»...

В миражи горизонта, в воронку

Плавно падает парус пернатый,

А душа всё вдогонку, вдогонку:

«Я крылата, я тоже крылата!».

2.

Ты помедли, волна, в моей малой горсти!

Мне, быть может, недолго осталось гостить –

Слушать струйную, струнную песню твою:

Знаю, ждут меня в дальнем краю.

Вечной странницей мимо родных берегов

Океанами странных реалий и снов

Я, как ты, навсегда – чужестранка,

А в предсердии рваная ранка

Кровоточит... волнуйся и бей в берега!

Мой поклон, что так долго меня берегла –

Корабли моей жизни качала

Далеко от приюта-причала.

Как люблю твои грозные штормы и штиль,

Но уже паруса наполняет Энлиль*

В усмирение мне – непокорной –

Алый парус!..

И белый.

И чёрный...

А как только рассеется призрачный дым,

Поднимусь и пойду я по гребням твоим,

Над которыми песней летела –

Стану чистой любовью. Вне тела...

Так сбываeтся время, судьба и мечта...

Убегаешь... в ладонях моих пустота...

И в закатном пожаре во все небеса –

ПАРУСА, паруса, паруса...

__________

* В мифологии шумеров – бог ветра и воздуха

3.

Когда, себя превозмогая,

Взойдёт луна и упадёт,

Последний луч её, срывая

Звучанье нежно-синих нот

Святейших льдов, тогда на баке,

Где темень, трос, брезент, навес,

Зевнёт и заскулит собакой

Ночной тоски бездомный бес.

И я за ним заворожённо

Пойду и стану в тишине

Смотреть, как мечется зелёный

Огонь звезды в седой волне...

И трав придонных зелье злое

На взлёте вдоха, дне глотка

Наполнит душу свежей болью

О том, что стрелка коротка,

Но механизм её исправен –

С часами плюсовать года,

Что расставания звезда

С младенчества висит над нами,

И оттого бездомный бес скулит

И душу рвёт на части,

А в горле третью ночь стоит

Солоноватый привкус счастья.

Пьяный май

1.

Черёмух чарами морочишь,

Швыряешь горсти рос в сирень –

Король безумств и одиночеств,

И больше века длится день

Твоих мгновений, май мой, маг мой,

Когда тишайшая жена

Твоею магией и магмой

Разбужена, обожжена.

Ревнивцу – маета и мука,

Остывшему – забытый хмель.

Счастливому стрелку из лука

И метиться не надо в цель.

Вино отравлено любовью.

Истомой сумерки полны.

Луны лампада в изголовье.

Туманы, дымы, тени, сны...

И ты всё тоньше, паутинней –

Вот-вот развеешься, как дым,

В слезах внезапных, беспричинных,

В сирени огненной купине

Стоишь безумием моим…

2.

Окликай меня, парк, окликай

Бликом, облаком, клонами клёнов,

Их всклокоченной гривой зелёной!

Мимолётный апрель, пьяный май –

Мой дворцов-миражей мажордом,

Поводырь по владеньям Химеры,

Вечно юный любимец Венеры,

Лень и праздность сдающий внаём.

Я – твой отпрыск, попавший впросак –

В сети просек земных сновидений,

Над которыми плавают тени

Менестрелей, вагантов, бродяг…

Майский парк – эпилогом… Причал.

Пристань – простынь зелёной поляны.

Привкус песни, неспетой, желанной –

О любви, о начале начал.

Окликай меня, друг, окликай!

Я дождусь, когда выкипит просинь,

Вспыхнут звёзды в подсвечниках сосен,

Опадёт в омут будущих вёсен

Морок, призрак, мираж – этот май.

Слово

1.

Из ритма пустоты, кузнечиковой скрипки,

Из вороха сиреневых кистей,

Из тёмной тайны снов и таинства улыбки

Ушедших в мир иной, из гибельных вестей,

И страсти тремоло в трахее певчей птицы –

На радость? На забвенье? На века?    

Легчайший слова плод созреет, загустится

В тяжёлом корневище языка. 

2.

Припев колыбельной

Это слово – на ветер, на ветер –

В ретро давних  (чернилами!) строк,

Это – вечного времени вертел –

Между датами в прочерке – рок.

Это просто сюжет бесконечный

Для пропойц и пьеретт, и пьеро.

На струне перечёркнутой встречи

И ликует, и пляшет перо,

И выводит припев колыбельной,

Только лунный поспеет калач,

Для тебя, в тридевятой вселенной:

«Всё пройдёт (всё проходит)... Поплачь...».

Просто слово: на жизнь и бессмертье –

Канители серебряной вязь...

Не тебя ли в ушедшем столетье

Окликала любовь: «Здравствуй, князь!»?

Неподвластное мерам химеры,

Безвозвратно слетевшее с уст...

Это звонкое слово: «К барьеру!»,

И тишайшее: «Я не вернусь...»

Тишина... Серебро-колокольчик:

Доли, боли, неволи больней,

Пьяно-пьяно, пьяниссимо, дольче –

Дольче взгляда, прощания дольше,

Дольше жизни – печали о ней... 

3.

А кто он был? Богат он или беден?

В какой он проживает стороне? –

Смеялась я: – Богат он или беден,

румян иль бледен – не припомнить мне...

Белла Ахмадулина

За брагой слова горького,

За жаркий ком в гортани

Пойдёшь себе с котомкою

В изгнание, скитание.

За жаждою нездешнею

Глотка для слабых лёгких

Из омута кромешного

По полю самых лёгких

Летучих одуванчиков,

Летящих междометий

Вслед лет и рифм растратчика,

В расцвете на рассвете

Шагнувшего в мгновение

Разлада светотени...

Вернулся дуновением

Полыни и сирени.

Любил. Кем был – не ведаю.

И не узнаю... Каюсь!

Шутил – грозил вендеттою,

Играл – кричал: «Карету мне!»...

Теперь иду по следу я...

Дышу и задыхаюсь...

Франт февраль

1.

Франт февраль в белом фраке – фантомы фонтанов,

Филигранная роспись на окнах ослепших,

До костей пробирает и трезвых, и пьяных,

И сбивает с дороги и конных, и пеших,

Да февральской фривольности флёром – за ворот

Снежной горстью – ожогом гортани картавой...

Звёздный купол рассветною бритвой распорот,

И метель по углам заметает кварталы.

Перламутровый дым над искрой аметиста

По сапфировой россыпи снежной пороши.

Темой стужи – крещендо, небесным альтистом

Заворожен, встревожен до дрожи прохожий.

На губах только – Боже!

О, Боже Всесильный!

Как прожить эту зиму земной круговерти? –

Приложить сердце к сердцy, oставить светильник?

Ненадолго, до утра... До марта... До смерти...

2.

Шутил: «Канатная плясунья!

Как ты до мая доживёшь?»

Анна Ахматова

Эта снежная метель-карусель –

Вкруг фонарного столба вензеля,

Замять, заверть – князь Февраль-волостель...

Под санями скрип да хруст хрусталя.

То-то радость изумруды толочь,

Гнать в метели вороного коня!

В эту стужею звенящую ночь

Мне пора… Но ты забудь про меня:

Променяй да обмани, оброни

По дороге в облака ли, снега...

В эти стужею звенящие дни

Мне б сидеть – перебирать жемчуга:

Белый, розовый да свет-голубой...

Чёрный, аспидный – забыть-позабыть

Геликоны, тубы, горький гобой...

Мне бы скрипочку – до мая дожить –

До жонкилевых бутонов и роз,

До початков гиацинтовых... Ах,

Аметист сирени в россыпи рос,

Облака – в полнеба крылья вразмах...

Я ещё не дописала сюжет –

Двадцать две страницы, может быть, три.

Знак сомнения для каждого «нет!»

Я придумала бы... Ах, мне бы скри...

3.

Московская снегурочка

Снежная ретушь на ржавую жесть –

С щедростью жеста божественной милости...

Снежное эхо – тишайшая весть

Освобожденья от тяжкой повинности

Стойко сносить оголённость дерев,

Красок ущербность, дорожное месиво...

В сон опадая, устав, присмирев

Вьялица снежные нити развесила –

Снежный шифон на берёзе фатой,

Снежный шиньон у летящей снегурочки,

В ночь уносимой московской тщетой,

В прошловековые дворики, улочки.

На фонарях там висит по луне –

Жидкий янтарь на небесное крошево,

И в тишине ты скользишь по волне...

Имя тревожное сладкой горошиной

На языке. Пелены полотно:

Призрачной тенью прохожий простуженный

И путеводной звездою окно...

Кто он, жемчужина? – Ряженый? Суженый?

Ах, как слепила твоя белизна...

Времени омуты, поздние бдения.

Штофы февральские пили до дна...

Памяти камень – камина гудение...