* * *
Текут все линии из точки
пересечения судеб.
Листы. Опавшие листочки.
Дожди для тех, кто не окреп,
не отрешился для отрыва
от ветки, счастья. От себя.
Река. Тень погруженья. Рыба
с глазами, полными огня
уже совсем другого мира.
И в этом всё – и суть, и муть,
и вниз толкающая сила
иного воздуха глотнуть.
* * *
Бьются стрекозы в окно.
День наклоняется к ночи
быстро. Не так, как весной.
Словно секунды короче
птичьего клюва. Огонь
ярче внутри, чем снаружи
теплого дома. Ладонь
неба опять неуклюже
давит на всё, что летит
в сторону лета и счастья.
Время на листьях горит
в пору стихов и ненастья.
* * *
В будущем слишком темно.
В прошлом себя забываю.
Может быть кто-то иной
ходит по гибкому краю
тени, прозрачной на свет?
Сколько в себя ни смотреться,
будешь ли счастьем согрет
из недоступного детства?
* * *
Всё ищу и ищу лучшие эскизы осени,
захожу в них
(во дворы без солнца, все сплошь в листве клёнов)
фотоаппарата нет
фотографировать некого
только коты (им всё равно)
и стаи голубей
старушки смотрят доверчиво
(какой из меня жулик)
и они мне улыбаются
а солнце в контражуре
золотит их волосы без париков
время одуванчиков...
не уноси этот стих
безвозвратно как меня
* * *
Тень успеха на столе.
След разбитой утром чашки.
Календарик. В феврале
(куцем, как пиджак портняжки)
остаётся пару дней
и забытое лекало
для подгонки фонарей
под мечи или орала
неначавшейся зимы.
Дождь босой по льду струится.
С синеватостью сурьмы
коготок прозрачной птицы,
прилетевшей раз в сто лет
не считать мои промашки.
Убираю на столе.
Ставлю новенькие чашки.
* * *
А что, не медленнее дня
течёт осенняя печаль
сквозь город, стены, сквозь меня,
заваривающего чай?
Нет-нет, быстрее, чем с пером
ежевечерне сторожить
чернила мыслей о плохом,
всплывающие пережить
и их причину, и слова
из ощущаемых стихов,
далёких, словно острова
затридевятьосенних снов.
* * *
Отцвели тюльпаны
в мае у окна.
Просыпаюсь рано.
Поздняя весна
превратится в лето
птичкою, фьють-фить.
Видима примета,
да не уловить
сути превращенья
красоты в закон.
Слышно только пенье
птицы и времён.
* * *
Зима проехала легко,
не поломав в саду ни ветки.
Две тучи, птица высоко
и солнца белая монетка
снаружи. А внутри нет слов
для перевода на весенний
с заснеженного. Мир не нов
в закрытых клетках настроений.
Когда знобит вчерашним днём,
как снег изрядно потемневшим,
скрывающим лишь чернозём
с цветком уже почти воскресшим.
* * *
Как крестик на ветке, как сор без избы
тревожно молчишь, наплывая
янтарною каплей на место стрельбы,
к пространству без солнца взывая
о чём-то своём. Но не тронет огонь
крыло с перепончатой долькой.
Строка догорит и согреет ладонь
ещё не известно, насколько.
* * *
Деревья не готовились к зиме.
Осыпались за ночь. Стоят нагие.
Беспомощность такая же во мне,
похожая на древнерусский Киев,
затихший перед тем, как лечь на щит.
Зачем же снова жертвовать словами?
Не первый снег, а время вниз летит
и чувства растворяются с дымами
последних в этой осени костров.
Так легче помнить только о надежде.
И мысли, словно снятые с крестов,
опять рядятся в белые одежды.
* * *
За час до снега женщина спала в троллейбусе
с собакой под коричневым пальто.
За час до снега в проводах застыли звуки
позавчерашнего дождя.
За час до снега вызвался идти к открытому окну
не спавший сутки снайпер.
За час до снега ночь текла рекою-тушью по траве
раскисших парков.
За час до снега. Без мороза. Без тепла.
Посередине неба вывалился диск Луны огромной
за час до снега.
* * *
По прошедшему тоска,
перед тем, как навалиться,
тоньше ведьмы волоска
и острее зренья птицы...
© Юрий Калашников, 2009–2019.
© 45-я параллель, 2019.