Диалоги о…
Часть шестая
Часть первая в №21 (441)
Часть вторая в №22 (442)
Часть третья в №23 (443)
Часть четвёртая в №24 (444)
Часть пятая в №28 (448)
Manes, ium m
Порой невыносимо тяжело заставить себя проснуться горячим летним утром. А ещё тяжелее – принять как есть, что день-то будний. И вместо отпускного безделья его нужно посвятить обязательной трудовой повинности. Без вариантов.
Одним таким утром я пробудилась в изумительном настроении. Всю ночь мне снился необычайно яркий сон – сидела я за школьной партой, щурилась на майское солнышко и думала о том, как сейчас пойду к бабушке – она наверняка уже приготовила что-нибудь вкусненькое. И обволакивающий, реальный, точно не во сне, аромат сирени со школьного двора смешивался с воображаемым запахом вкуснейшей выпечки. Бабушкин дом был буквально в двух минутах от школы: выйти на улицу, перейти узенькую дорожку – и вот ты уже на месте. Спуститься мимо двух рябин, повернуть во двор, обязательно посмотреть на голубятню, пройти под огромной грушей…
Проснулась я в ощущении абсолютного детского счастья.
Тем острее отозвалось во мне то, что предстояло наблюдать дальше. По пути на работу из окна маршрутки я увидела жуткую картину: искорёженная бесформенная груда металла, которая недавно была автомобилем... Я с детства очень боюсь аварий – попала когда-то в страшную, хотя чудом (действительно – чудом) все выжили. И теперь, каждый раз, когда вижу изуродованную машину, внутри меня что-то останавливается и в голове бьётся только одна мысль: «хоть бы все живы».
Я умею накручивать себя. Иногда просто не могу остановиться – моё воображение рисует совершенно безумные вещи. Я начала, думать – что если бы в этой машине была я? Или М.? Непонятная тревога росла как снежный ком и уже через несколько минут я набирала смс: «У тебя всё хорошо?» Немного поколебалась и всё же нажала «Send».
«Дилинь» – «Message delivered»
«Дилинь» – «Вполне. Что случилось?»
Что случилось? Да ничего… Просто вместе с пульсом стало во мне стучать бог знает когда прочитанное стихотворение Антона Прозорова. И я уже не могла сдержать слёз.
«Со мной – ничего. Сейчас до работы доеду, выйду в сеть – здесь плохо ловит».
Торча в пробке, стала набирать текст стихотворения в заметках телефона, чтобы потом, когда сеть появится, сразу переслать его М.. Спустя пару минут плюнула на это дело и стала отправлять кусками через сообщения. Мне очень хотелось, чтобы она прочитала его именно сейчас – не когда-то потом.
– «...после, в реанимации, говорит врачу:
– позвоните жене, жене позвоните, врачей не надо,
позвоните Тане, жене моей, если нужно, я заплачу, –
номер в трубке, трубка в куртке...
врач отвечает:
– вату!»
«Дилинь» – «??? Что это?»
«не унимается:
– слушайте, вы идиот, вы что, идиот?
позвоните жене, в контакте ей напишите, свяжитесь по скайпу,
как угодно, болван, я вам говорю, придурок, господи, вот
придурок, вот придурок, придурок...
врач отвечает:
– скальпель!»
«Дилинь» – «Чьё это?»
«[номер в трубке, трубка в куртке, куртка бог знает где,
куртка в автомобиле перекорёженном, море крови
на шоссе, посреди осколков, в сиреневой пустоте,
телефон в распоротой куртке звонит, и мерцает номер]»
На моём телефоне высвечивается номер М., но я нажимаю «отклонить». Во-первых, ненавижу говорить в общественном транспорте, а во-вторых, я ещё не дописала последнюю часть.
«рвётся:
– какой, к чёрту, скальпель, вы что, не слышите, вы глухой?
мой телефон звонит, снимите трубку, вы слышите зуммер?
трубку снимите, господи, трубку, снимите трубку, какой покой...
господи, Таня, господи...
врач отвечает:
– умер».
«Дилинь» – «Я тебе позвоню через 5 минут. И если ты не возьмёшь трубку, я тебя укушу!»
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я вываливалась из набитой маршрутки. И кто придумал эти газельки, выйти из которых можно только согнувшись в три погибели?
М. как всегда пунктуальна. А у меня есть ровно 10 минут пути, чтобы слушать голос, который всегда отзывается во мне эхом. Впрочем, скорее всего я задержусь у курилки, даже при условии, что не переношу табачный дым.
– Так, дорогая, я эти пять минут даром не потеряла – нагуглила автора, почитала ещё пару работ. Спасибо, потрясно! Но всё же, ты меня беспокоишь! Что произошло?
Я к этому моменту уже успела взять себя в руки, хотя стихи Антона всё ещё не могла выкинуть из головы.
– Да ничего, просто… Накатило, ты знаешь, у меня бывает. – я вздохнула.
– Ну, хорошо, сделаю вид, что я тебе верю.
– Лучше скажи, что думаешь про стихотворение. Мне оно кажется необычайно «нервным». Знаешь, такое… На грани истерики…
– На грани, да… Сильное, что тут скажешь… Только понимаешь, оно ведь не столько о смерти, сколько о любви?
– Конечно…
– О такой любви, которая сильнее смерти.
Мимо меня с воем пронеслась скорая и снова стало отчаянно страшно. Из головы не выходил превращённый в металлическую кашу кузов, мелкие брызги стёкол, какая-то чёрная жидкость, растёкшаяся по мостовой. Вот она жизнь – её острейший терминатор...
– В этом стихотворении на самом деле – бездна чувств. Умирающий человек говорит о любви. Это ужасно и великолепно одновременно – М. начала произносить слова медленно. Она всегда растягивала и без того неторопливую речь, когда нервничала.
– Это значит только одно – для него смерти не существует. Он сильнее её, он попирает её.
От собственных слов у меня почему-то закружилась голова. Казалось, звуки дороги заворачивали меня в липкий кокон, стало труднее дышать. До офиса оставалось ещё минут пять, а я чувствовала, что буду идти туда вечность.
– Попирает… – М. своим голосом уносила меня куда-то, – это ведь как у христиан… «Смертию смерть поправ.»..
– трубку снимите, господи, трубку, снимите трубку, какой покой…
господи, Таня, господи …
Я произносила строки из стихотворения и как будто таяла в них… Мне хотелось превратиться в волну и перебежками от одной соты к другой добраться до М.. Просто оказаться с ней рядом и далеко от остального мира.
М. начала что-то говорить о христианстве, о высшей любви, о беспомощности смерти. О том, что если у человека есть настоящая любовь – он может уже ничего не бояться и о том, как жаль тех, кто этого не осознал. Ещё она говорила о стихотворении, о том, что такая живая, настоящая речь героя делает его реальность невыносимо близкой. О том, что длинная, сумбурная строка будто вырывается за границы читательского воображения и обретает плоть – страшную, жгучую рану на сердце. И ты видишь это сердце перед собой – как в операционной.
Как порою бывает – я перестала воспринимать её слова по отдельности, ловила мысли целиком, даже не пытаясь их анализировать. И только когда она замолчала, я обнаружила себя топчущейся возле офисной курилки. Мне ужасно не хотелось отпускать М. Она, похоже, в очередной раз прочитала мои мысли:
– Знаешь что? А давай сегодня изменим планы на вечер? Хочешь, к тебе приеду после работы и поговорим ещё?
– Конечно, сегодня пятница, я заканчиваю раньше. Меня это всё не отпустит просто так, похоже.
– Договорились. – М. было явно по душе моё безропотное согласие. – В восемь.
– В восемь... – машинально повторила я. – Пока.
Продолжение в №31 (451).
© Алёна Овсянникова, 2018.
© 45-я параллель, 2018.