Если при имени – Блок – открывается Вселенная, начиная с «Я послал тебе чёрную розу в бокале…», то при имени Белый – вы, может быть, с трудом вспомните – «Россия, Россия, Россия, безумствуй, сжигая меня». И ведь сожгла.
Старинный дом стоял на пустыре.
Он был давным-давно жильцами брошен.
Омыт дождями, снегом запорошен,
Он высился угрюмо на бугре,
И сквозь его провисшие стропила
Проглядывали вечные светила.
Был дом покинут, и немудрено,
Что пользовался он дурною славой.
Нередко отблеск огненно-кровавый
Обозначал чердачное окно,
Скрипели обгоревшие ступени,
И смутные в дверях мелькали тени
И рявкал там охрипший патефон.
Пустырь, застывший в мертвенной печали,
Среди глубокой ночи оглашали
Чарующие танго и чарльстон,
И мирный сон в такие ночи долго
Бежал от обитателей посёлка.
Глава 1
Читатель милый! Мы с тобой пройдём
По старому московскому району.
Где ныне скверик – там во время оно
Стоял невзрачный двухэтажный дом,
Обычная московская клоака…
Но речь сейчас пойдёт о нём, однако.
Наркома тяготил этот ресторан. Он бывал тут до войны с первой женой, любившей поглазеть на богему и знаменитостей. Распорядок дня строился под них. Открывали в двенадцать. До трёх подавали завтрак. В меню значилось:
Завтрак: 75 копеек
Графинчик водки: 40 копеек
2 кр. пива: 20 копеек
На чай слуге: 20 копеек
На чай швейцару: 15 копеек
Итого: 1 рубль 70 копеек.
Действительно, какой завтрак без водки и 2 кр. пива? Особенно если утро начинается в двенадцать. Обед накрывали в три пополудни, ужин в десять. К одиннадцати съезжалась толпа после вечерних спектаклей.
Однажды заехал Шаляпин с большой компанией, навеселе. Только уселись, как в зале раздалось:
– Шаляпин! Шаляпина на сцену!
Фёдор Иванович встал, смущённо поднял руки:
– Господа! Я недавно болел, горло ещё не в порядке, а вы…
– Шаляпин! Шаляпин!
– Ладно, попробую, не в полный голос.
Я говорю: «А кто такие мы?» –
не находя достойного ответа
средь вариантов множества. И это
томит, но понуждает брать взаймы
у разного калибра мудрецов,
различного разлива патриархов
(минуточку! не надо охов-ахов
изображать) – жильцов и мертвецов.
Иду за реку – мысли утрясти.
Сигают незаметные почти
кузнечики, порхают нимфалиды.
Как не залюбоваться?! А вокруг
меня корпоративно и сам-друг –
лелеющие мелкие обиды.
2
Лелеющие мелкие обиды
на всех и вся повсюду и везде
неотвратимо в драке и висте
бывают унижаемы и биты.
Таков обычай, некому пенять –
судьба не принимает возражений.
В цепи своих побед и поражений
равно повинны гений и паяц.
Благословенны, кто убеждены
в том, что они от веры рождены
с любовью и надеждою повиты.